Николай Дашкиев - «Властелин мира»

И все же алчное чувство победило. Джек перестал интересоваться разговором Харвуда с Паркером. Зная, что в кабинет босса вряд ли удастся проникнуть когда-нибудь еще, инженер решил не терять времени даром.

Насколько хватало шнура «радиошлема», он отошел от прибора и, едва дотянувшись, достал со стола первое, что попалось в руки – толстую кожаную папку. На ее обложке в правом верхнем углу тускло поблескивали готические буквы: «Отто Вагнер. Германия. Берлин».

– Вагнер… Вагнер… – шептал Петерсон, развязывая тесемки на папке. – Кто такой Вагнер?

Приходили на ум знаменитый композитор Вагнер, затем лейтенант Вагнер из Чикаго, ресторатор Вагнер, еще несколько Вагнеров. Но каким образом эта папка попала сюда?

Едва лишь взгляд Петерсона упал на первый лист объемистой рукописи, как инженер вскрикнул.

«Принцип работы интегратора» – было написано старательным, четким почерком. А немного ниже – подчеркнутое двойной чертой: «Предпосылки. I. Физическая».

О, Джек узнавал пресловутую немецкую педантичность! Логично, пункт за пунктом, раскрывалась сущность действия аппарата, предназначенного для приема и усиления электромагнитных колебаний мозга. Даже не обладая «радиошлемом», в десятки раз обострявшим умственные способности, инженер смог бы легко разобраться в принципе действия интегратора.

А вот и схема прибора. Ого!.. Девятьсот восемьдесят радиоламп!.. Да и лампы неизвестные: «OX-6-I107», «Н-4-ВСУ»…

Инженер тщательно исследовал радиосхему. Лишь теперь он понял, что прибор, названный интегратором, представлял собой лишь один из вспомогательных узлов настройки. А основная конструкция – главный интегратор – очевидно, была очень громоздкой. На схеме ее окружал знак сплошного экранирования с примечанием: «Устанавливать на монолитной бетонной тумбе массой не менее трехсот тонн во избежание вибрации».

Джек понял принцип работы прибора, запомнил всю схему. Он мог бы хоть сейчас перерисовать ее вот на такой же точно громадный лист батистовой кальки.

Но чтобы сохранить эту невероятную память и способность к анализу, нужно обладать интегратором.

Петерсон решил во что бы то ни стало переписать основные выкладки рукописи и перерисовать радиосхему. Выдернув из стопы бумаги несколько чистых листов, он с жаром принялся за работу.

Дело подвигалось туго. Мысль уносилась далеко вперед, а рука, выписывая мелкие цепочки цифр и хитросплетения формул, ползла с черепашьей скоростью. Стало ясно, что таким путем ничего не удастся добиться.

Джек с досады отшвырнул карандаш. Ну, а если просто-напросто плюнуть на все, захватить рукопись и попытаться бежать из Гринхауза?

Но куда убежишь? Даже до Сингапура отсюда не добраться за сутки. На автостраде, безусловно, тотчас же будут выставлены сыщики Харвуда, а углубиться в джунгли – значит, попасть в руки бунтующих туземцев или же в пасть к хищнику. Ах, если бы фотоаппарат!

Удивительное дело: едва лишь он подумал о фотоаппарате, как в воздухе послышался запах фотопленки. Да, да, слабенький специфический запах, столь знакомый Джеку со времен увлечения фотографией, усилившись многократно, теперь ощущался совершенно явственно. Значит, где-то в комнате была фотопленка!

Всего лишь несколько часов тому назад инженер рассмеялся бы, если бы кто-либо предложил ему найти по запаху спрятанную вещь. А сейчас он, как, может быть, его первобытный предок, раздувая ноздри, поводил головой из стороны в сторону.

Короткий шнур «радиошлема» не давал возможности подойти к тому месту, а без интегратора в темноте окажешься совершенно беспомощным. Однако Петерсон решился и на это. Он еще раз очень внимательно прослушал весь диапазон звуков.

Харвуд говорил ласково, вкрадчиво:

– …Миллионы мистера Книппса, слившись с вашими, представят собой силу, которой не сможет противостоять никто…

Одновременно послышался капризный голосок Бетси:

– Ну, что же он так долго?

Петерсон решительно снял шлем и в наступившей абсолютной темноте на ощупь двинулся к окну. Первым делом он опустил тяжелую плотную штору, затем включил давно замеченную настольную лампу и открыл шкаф.

Ему явно везло. Он обнаружил пе только большие запасы высокочувствительной пленки, но и новейшую модель фотоаппарата «Контакс» с автоматическим фотоэкспонометром.

Джек Петерсон фотографировал страницу за страницей, время от времени наведываясь к «радиошлему», чтобы прислушаться к беседе. Радиосхему он сфотографировал на всякий случай десять раз. Наконец, завершив дело, инженер аккуратно сложил страницы рукописи, завязал папку, положил на место фотоаппарат и опустил в карман восемь кассет по тридцать шесть снимков в каждой.

«Пятьсот плюс триста – восемьсот! – думал Джек Петерсон, усаживаясь в кресло перед интегратором. – Следовательно, каждая кассета стоит сто миллионов долларов!»

Но слишком далеко было до воображаемого счастья! Едва надев шлем, Джек услышал:

– …А не поздно ли, Бетси?

– О, нет, нет, Генри! Я хочу, наконец, видеть ваши чудеса!

Итак, Харвуд с дочерью миллионера все же идут сюда. Приближается минута, которая должна решить все.

Джека охватило странное спокойствие. Обшарив взглядом комнату, он остановил свой выбор на массивном бронзовом пресс-папье: в сильных руках оно могло послужить страшным оружием. Определил на глаз расстояния до главных предметов, чтобы запомнить их взаимное расположение. Поднял и положил на стол отброшенный ранее карандаш. Выключил интегратор. На ощупь двинулся к двери. Встал за портьерой, сжимая в руке пресс-папье.

Проходила минута за минутой. Шагов в коридоре не было слышно.

Ожидание становилось невыносимым.

– Ну, иди же, иди! – шептал Петерсон, едва сдерживая противную дрожь мускулов.

Он принадлежал к категории людей, способных на решительные, даже безрассудные поступки, но лишь в минуты аффекта. Малейшее промедление расшатывало его волю, будило сомнение в целесообразности задуманного, заставляло искать иной, лучший выход из положения.

Вот так случилось и теперь. Возбуждение начало сменяться апатией, безразличием. Призрак золотого тельца уже не смущал его душу. Больше всего в мире в эту минуту ему хотелось оказаться в постели и уснуть.

Может быть, именно потому Джек и упустил единственный удобный момент.

Петерсон ожидал Харвуда со стороны коридора. А босс и дочь миллионера появились неожиданно, внезапно, как из-под земли. Стена у бетонной глыбы легко скользнула вниз, и тогда оказалось, что кабинет Харвуда лишь часть громадной лаборатории.

Петерсона и Харвуда отделяло расстояние чуть больше метра. Стоило лишь напрячь мускулы, прыгнуть и…

Но пораженный, ослепленный ярким светом Джек Петерсон в первое мгновение растерялся, а когда спохватился – было уже поздно. Харвуд и Бетси Книппс подошли к грандиозному сооружению, стоявшему на бетонном фундаменте посреди лаборатории.