Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов

– Герой, помоги! – донесся жалобный голос. – Не будем тебя ловить!

Несколько низших монахов, пяток совершенных старцев и два-три оскопленных «героя» сплотились в отчаянной попытке остановить Большой Оползень. Если воздвигнуть на его пути статую Небесного Учителя из черного камня, разве Оползень не усмирится?

Говинд в замешательстве смотрел на них. Как даньчжин, послушный сын своих даньчжинских родителей, он не мог остаться в стороне, когда тут такое дело. И в то же время ему не хотелось, чтобы статуя бога остановила Большой Оползень. Он должен быть вместе с Природой против людей! «Волонтеры Природы» – где-то слышал он, и это самое то! Это о нем!

Толстый грязный старик, в котором трудно было узнать Верховного Хранителя Подвалов, подошел к Говинду.

– Народ в беде, – задыхаясь, проговорил он. – Ты еще сможешь снова стать даньчжином, если правильно поступишь… Сейчас…

Волны грязи наползали на ноги людей, на статую, охватывая их со всех сторон.

Горечь, тоска и ощущение своего всесилия раздирали душу Говинда.

– Но я не хочу быть даньчжином! Ты разве не понял, монах?

– Это твой бог лежит в грязи, смотри… – тихий, прерывистый шепот.

– Как я вас ненавижу! – взревел «герой», отбрасывая котомку.

И вот он вместе со всеми в одной упряжке. Канатная лямка впивается в его грудь, пытаясь достать до сердца. И каменный покойник с равнодушным лицом медленно ползет вверх по склону навстречу сгусткам грязи.

Измученный Джузеппе тем временем бродил неподалеку – в зарослях вокруг чхубанга. Никакой тут случайности нет, просто бытие заповедного мирка сжалось до узкой канавы, в которую старалось уместиться все-все-все. В шуме дождя звучал его надорванный сиплый голос:

– Я здесь, Желтый! Я не буду сопротивляться!

Он страстно желал умереть, и непременно в жаркой пасти людоеда. Его внутренние установки были умело возбуждены монахами, раздуты в пожар, сжигающий душу. Теперь он точно знал, что его сущность могла проявиться только в тигровой пасти. Все сходится: ведь Джузеппе постоянно испытывал мистическую тягу к королевским горным, и в то же время – позывы к самоубийству… Опытные в душевных делах и дотошные старцы разобрались, все поняли, разложили по полочкам, а где чего-то не смогли, подсказала Машина.

– Ты можешь быть очень хорошим даньчжином в трудное для народа время, – сказали ему на Совете Совершенных. – Надо только спасти народ. Ты накормишь своей сущностью людоеда, как это сделал когда-то Небесный Учитель. Вот для чего ты, брат Джузеппе, создан богами. Вот почему тебе было плохо в хорошее для всех время. Теперь тебе будет хорошо.

Его начинили молитвами и чудодейственными заклинаниями, усмиряющими зло, научили правильным мыслям и вывели под руки в джунгли.

Уткнувшись головой в мшистый ствол, он тискал ладонями живот, похожий на мешок, наполненный болью. Внутренности его были сожжены ядом, не принимали никакой пищи, тем не менее его то и дело выворачивало наизнанку. Он стал похож на скелет с прилипшими остатками одежды и плоти – точь-в-точь как дух Черной Заразы в храмовых барельефах. Не выдержав мучений, зарыдал:

– Ну сколько мне еще жить? Желтый!

Он повалился в сплошной журчащий поток, начал пить мутную воду. Боль слегка затихла, и тотчас подкатила ужасная трезвая мысль: Желтого здесь нет! Ушел за Пхунгом и тэу! Или уже убит, если два таких охотника взялись за дело.

Так что смерть святого мученика Джузеппе будет обыкновенной – глупой. Такой вывод добавил страданий. И благая начинка не выдержала, затрещала по всем швам. Джузеппе расхотелось спасать даньчжинский народ. А дальше – больше. Джузеппе начал убеждать себя, что он лучший в мире спец по хищным кошкам. Несколько дней назад убеждать его в этом было не нужно.

Невыносимая жалость к себе породила новые стоны.

– И этот мозг пропадает! О, бестолковщина… Почему меня довели до такой смерти? Я достоин совсем другой смерти! Достоин другой жизни! Все вы… олигофрены, кретины, неспособные на свое мнение! Уродующие чужое! Изуродовали и меня. Зачем я носил хомуты? Зачем? Все равно – боль и глупая смерть. Все равно!

С пронзительной яростью он понял, отчего всегда в нем были сильные позывы к самоубийству. Они возникали всякий раз, когда он пытался выбраться на новый уровень знаний, когда подстегивал и высвобождал из пут бытия свою гениальность.

– Меня запрограммировали! – зарыдал он без слез. – Примитивными инстинктами! Меня приговорили монахи, молитвы, священные камни – конкретика! Меня выпускают только в смерть…

И он возненавидел всех людей вместе с даньчжинами. Схватив камень, облепленный мертвой травой, побежал творить зло.

Все как будто логично: Дикая Природа нуждается в волонтерах, и она их создает. Говинд, Джузеппе, Гэрри Снайдер [8]– они уже появились, а дальше их будет все больше. Новые монстры-мизантропы? Но, согласитесь, – очень симпатичные мизантропы. Симпатичными их делают страдания. Так уж мы устроены: в мучениках видим святых, суперменов духа. Или по-другому: гениальный дух проявляется только в муках…

Наконец человеконенавистнику повезло. Он услышал треск поднимаемых зарослей, всплеск взбудораженных потоков и бросился навстречу звукам. Стена из обвислых листьев вздрагивала, не желая кого-то пропустить, с нее срывались дождевые ручьи… Джузеппе увидел двоих, пробирающихся через заросли с тяжелой поклажей на плечах. Наткнувшись на Джузеппе, они обалдело уставились на него. Потом, уронив в воду забренчавшие мешки, бросились бежать.

Злой дух преследовал их.

– Подождите! Ну, стойте! – стонал, умолял, угрожал. – Все равно никуда не уйдете.

…В верховьях реки что-то глухо заворочалось, охнуло, и весь даньчжинский мир содрогнулся. Дождевая вода выплеснулась из луж и водоемов, из глазниц каменного бога. Девяностолетний Главный Интендант запел подходящую молитву, и все испуганно подхватили: Святые мощи не увянут, Святые камни не станут песком, Потому что зло боится святости…

Мир духкхи сжался от боли и страха под воздействием благостного пения мужчин. И вдруг выплюнул осколки зла – из джунглей вырвались двое с хриплыми воплями, не похожими на пение молитв:

– Дух Черной Заразы! Гонится!

Все продолжали петь и везти салазки с божественным покойником. Только Говинд, бывший впереди всех, оглянулся.

– Впрягайтесь и вы!

Правильно. Зло боится святости любого вида. И Чжанг торопливо схватил конец свободной лямки, волочившейсяв грязи. А Дундунг, бедненький, отвлекся – высунув бледный большой язык, ловил дождевые капли. Чжанг бросил в него грязью.

– Не стой без дела, убогий!

Ман Умпф поливал меня соком манго из шланга и, довольный, приговаривал: