Евгений Кривенко - Окликни меня среди теней

– Поклонники Трехликого вышли на охоту. Они носят черные балахоны в подражание этой… Темной Воинственности, есть такой китайский божок. Не высовывайся, они посторонних не любят.

Появилось еще два десятка людей в балахонах - шли поодиночке и группами вслед за кучкой с пленником. Русов заметил женщин: длинные волосы спадали на элегантные, в виде коротких черных плащей балахоны. Все молчали, слышался только лай собак, но самих не было видно: наверное, привязали. Иногда доносилось ржание лошадей.

Пленника подвели к одиноко стоящим колоннам и грубо толкнули, он упал. Двое в капюшонах присели с разных сторон, держа веревки натянутыми, так что Уолд мог только корчиться на земле как почерневший дождевой червь. Остальные сели как попало: донеслись неразборчивые голоса, стали открывать сумки, из рук в руки передавали бутылки.

Рот Русова наполнился слюной, он сглотнул. Это надо же - ни завтрака, ни глотка воды; так торопился уйти из комнатки Уолда, что не поискал питья. Желудок заворчал, напоминая, что ужина тоже не было.

– Что они собираются делать? - Русов попытался забыть о чувстве голода.

– Всякое рассказывают, - пробурчал Болдуин. - Будто устраивают охоту на выродков, что остались жить в Темных зонах, совершают обряды в безлюдных местах… Сами увидим. Выходить все равно нельзя, собаки почуют. А попадаться поклонникам Трехликого в глуши не советуют.

Внизу послышался шум. Русов вздрогнул и приник к окну: два черных балахона волокли по бревну - похоже, столбы от веранды. Когда дотащили до колонн, началась какая-то возня, раздался стук. Уолд взбрыкнул и попытался вскочить, но сидящие уперлись ногами, натянули веревки, и он опять ткнулся лицом в землю.

Хотя солнце поднялось высоко и должно было пригревать, Русов задрожал от холода: приближалось нечто отвратительное. Черные балахоны подняли сооружение, оказавшееся грубым крестом, привязали к колонне, а потом, подойдя к державшим Уолда, взяли у них веревки. Те поднялись, что-то одновременно проделали со своими одеяниями - и вдруг оказались в красном, даже на головах красные капюшоны.

Болдуин снова присвистнул.

– Ага, - возбужденно зашептал в ухо Русова. - Все, как рассказывают. У них балахоны с красной подкладкой. Раз сменили цвет на красный, значит, собираются приносить жертву Лилит. Скорее всего, обольют этого черного бензином и подожгут. Будут плясать вокруг горящего креста и, как говорят, трахаться друг с другом, кто кому попадется. Тогда к ним можно даже присоединиться - это приветствуют. Может быть, подойдем, а?

– Ты с ума сошел? - Русова затрясло. Выходит, не суждено Уолду вернуться в свой дом на берегу сумрачного озера, не суждено читать, размышлять, бродить по лесам. Пусть у него и жутковатый дар…

Двое в красном опять перехватили веревки и потащили брыкавшегося Уолда к кресту. Собравшиеся стали что-то выкрикивать, некоторые тоже сменили наряд на красный, кое-где на расстеленных плащах начались недвусмысленные ласки.

Вне себя, Русов потянул из кобуры пистолет.

– Ты что? - зашипел Болдуин. - Нас же растерзают!

Уолда прикручивали веревками к кресту. Руки развязать не посмели, и обе перекладины остались свободными. Русов навел прицел, совсем близко увидел возбужденные, блестящие от пота лица под капюшонами. Когда оба сместились влево, поставил локти на подоконник, прицелился в правую перекладину, успел упереться ботинком в диван и потянул спуск.

Грохнуло, как из пушки. Русова толкнуло так, что диван проехался по полу. Поспешно навел прицел на крест. Правая перекладина разлетелась в щепки, фигуры в красном обернулись, одна прижимала ладонь к окровавленной щеке - наверное, распороло щепой.

Не теряя времени, Русов прицелился в землю под их ногами и снова нажал спуск. Его отбросило от окна, но было видно, как перед оцепеневшими поклонниками Трехликого словно взорвалась граната, во все стороны брызнуло щебнем. Те пригнулись и побежали.

Вся площадь наполнилась суматошным движением: убегали черные и красные фигуры, развевались полы плащей, мелькали белые ноги женщин. Вокруг столба, распутывая веревку, бегал Уолд, потом пригнулся и, все еще со связанными за спиной руками, побежал куда-то в сторону.

Внезапно движение прекратилось, площадь опустела. Опять безмятежно сияло солнце, и лишь безупречную белизну колонн портил изуродованный деревянный крест.

Русов выглянул, пытаясь понять, где спрятались черные фигуры.

Грянул выстрел, пуля со звоном выбила остаток оконного стекла и врезалась в стену комнаты, отбив кусок штукатурки. Прогремело еще несколько выстрелов, с фасада сорвалась и с грохотом упала на тротуар вывеска. Вероятно, кто-то заметил вспышку выстрела или блеск оптического прицела в окне.

– Уходим! - закашлялся от известковой пыли Болдуин. - Пока нас не перестреляли, как куропаток.

Русов не возражал, его еще трясло - то ли от возбуждения, то ли от страха. Оба скатились по лестнице, пробежали мимо мертвых волков, но в дверях Болдуин застыл и выругался:

– Собаки!

И в самом деле, со стороны площади сумасшедшей волной накатывался собачий лай. Вот и первые выметнулись из-за угла - бешеные, как волки, и лишь немного мельче: высунутые красные языки, остервенело разинутые пасти, готовые рвать и терзать.

– Плохо дело. - Болдуин аккуратно прицелился. - Пока мы от них отбиваемся, нас самих несколько раз пристрелят.

Вдруг свирепый лай сменился испуганным визгом - собаки тормозили лапами, катились кубарем, поворачивали, с истерическим гавканьем налетая друг на друга. Несколько секунд, и от своры не осталось следа: все псы, поджав хвосты, убежали обратно.

Болдуин осклабился и опустил пистолет.

– Надо же, и от дохлых волков бывает польза. Собаки запах учуяли. Обыкновенных бы не испугались, но этих… Ладно, бежим! По этой улице, укроемся за домами.

Они побежали, все время оглядываясь. Кое-где дома хорошо сохранились: целые стекла, белые веранды. Казалось, вот-вот выйдут хозяева, сядут в кресла-качалки, улыбнутся мягко греющему солнцу и с любопытством станут наблюдать за странными беглецами: откуда такие взялись?

Но пробегали дом за домом, Русов вспотел, сердце сильно билось, а никто не показывался. Вот и конец городка - их пока не преследовали. Пробежали еще немного, дорога сделала поворот, дома скрылись за высокими деревьями. Пошли быстрым шагом, оба задыхались. Русов стал успокаиваться, думая, что их оставили в покое. Но тут Болдуин обернулся и закричал:

– Смотри!

Дорога казалась темной, с обеих сторон ее затеняли деревья. И над этой темной рекой, вырастая на глазах, беззвучно, без ржания, на них скакали три белых лошади с всадниками в черных плащах. Что-то смутно напомнила Русову эта картина, словно увидел иллюстрацию в старинной книге, странное онемение почувствовалось в груди… Болдуин первым вскинул пистолет.