Йен Макдональд - История Тенделео

Я вырвалась и, стиснув зубы, стала пробиваться дальше, пока не наткнулась на кордон. В сотне метров за ним на шоссе стояло несколько вездеходов и бронетранспортеров. А еще метрах в ста за ними начиналась инопланетная зараза.

«Планер» врезался в жилой корпус поселка. Среди расползающихся по белой штукатурке грибков и губкоподобной плесени еще можно было разобрать отвратительные перепончатые крылья. Острые гребни сухопутных кораллов приподняли и во многих местах прорвали жестяную крышу над актовым залом, где когда-то учились поселковые дети. Понастроенные вплотную к жилому корпусу хижины превратились в месиво, в лужу полурастворившегося пластика, над которым вставали и лопались, разбрасывая бурую пыль, полупрозрачные пузыри. Там, куда попадала эта пыль, вспучивались новые пузыри. Круглый храм исчез под кружевной мантильей, сотканной из тонких, красных, как вены, извивающихся нитей. Даже полотно шоссе было сплошь покрыто мелкими желтыми цветочками и синими цилиндрами, и щупальца ползучего мха уже тянулись к кордону. На моих глазах высокое дерево, росшее на краю поселка, повалилось в сточную канаву, и вверх взмыло целое облако жужжащих серебристых мушек.

– Где же люди? – спросила я у какого-то солдата. – Куда они подевались?

– В санобработке.

– Но там была моя семья! Мои родители! – закричала я.

Солдат пожал плечами. Тогда я повернулась к толпе и, выкрикивая имена отца, матери, Маленького Яичка, стала расталкивать стоящих, заглядывая им в лица, но людей было слишком много. Солдаты начали коситься на меня, время от времени переговариваясь по радио. Очевидно, я им мешала. Каждую минуту меня могли арестовать и отправить в комендатуру, но скорее всего меня бы просто отвели за броневики и пустили пулю в затылок.

Лиц по-прежнему было слишком много. Спрятав револьвер, я присела и, проскользнув между ног собравшихся, оказалась в тылу толпы. Санобработка! Поганое ооновское словечко! Впрочем, в штабе должны быть списки пораженных. Значит, мне нужно на Хиромо-роуд, но пешком туда не добраться. Надо поймать машину.

Выбравшись из толпы, я снова помчалась во всю прыть. Сначала я бежала по шоссе, мимо стадиона, потом свернула на Ландхи. К счастью, гражданские машины еще не исчезли с улиц, и я, встав на середине проезжей части, махала револьвером каждому проезжавшему мимо автомобилю.

– Хиромо-роуд! Мне нужно на Хиромо-роуд! – кричала я.

Водители объезжали меня, сердито гудели клаксонами и бранились, но я снова оказывалась перед капотом их машин.

– Отвезите меня на Хиромо-роуд, или я вас убью!

Молодые Шакалы, проносившиеся по дороге на своих пикни, громко смеялись надо мной и выкрикивали оскорбления. Никто так и не остановился. Даже мирное население давно не боялось оружия, которого оно повидало слишком много.

Я решила добраться пешком. По бульвару Пумвани шла колонна кенийской армии, поэтому я двинулась через трущобы в Кариокор. Я знала, что покуда река и болото, образованное дренажными и канализационными стоками, остается по левую руку от меня, я не собьюсь с пути и выйду к району Нгара. Обитатели трущоб со страхом разбегались от разъяренной фурии в полосатом плаще и с большим револьвером в руках.

– С дороги! – кричала им я. – Прочь с дороги!

И вдруг бидонвильцы перестали меня слушаться. Они замерли, точно по команде, и задрали головы вверх.

Я почувствовала его приближение еще до того, как увидела. Тень его скользнула по мне, и я кожей ощутила холод. Остановившись, я тоже посмотрела вверх и увидела «планер», который пикировал прямо на меня.

Так, во всяком случае, я тогда думала, так чувствовала. Я была совершенно уверена, что эта штука, рожденная где-то в самом сердце чаго, была послана именно за мной. «Планер» был значительно больше, чем мне всегда казалось, и намного темнее. Он пронесся прямо над моей головой, а я не могла сдвинуться с места, парализованная страхом. Потом я вспомнила о револьвере, который держала в руках. Подняв его над головой, я стала стрелять в похожее на гигантскую летучую мышь чудовище.

Я нажимала на спусковой крючок до тех пор, пока не услышала сухие щелчки курка. Дрожа всем телом, я проводила взглядом исчезающий за пластиковыми крышами лачуг «планер». Потом я посмотрела на руку, сжимавшую револьвер. У меня на глазах ребра барабана покрылись крошечными почками, которые, раскрываясь, превращались в мелкие желтые кристаллы, а те, в свою очередь, разбегались по вороненой стали бурой окалиной. Дульный срез револьвера тоже покрылся почками, которые ползли по стволу назад, приближаясь к моим рукам. Взведенный курок уже оброс желтыми кристаллами, и я отшвырнула револьвер, словно ядовитую змею. Я вцепилась в волосы, раздирала на себе одежду и царапала ногтями лицо. Но было поздно – одежда уже начала меняться. Мой полосатый плащ пошел пузырями. Я выхватила из кармана чип-инжектор и увидела, что он сплошь покрыт желтыми кристаллами и цветами. Он был никуда не годен, и я поняла: с надеждой спасти родных мне придется расстаться.

Инжектор я бросила. На землю вывалились из кармана фотографии Кнутсона с детьми. Они тоже запузырились и обратились в пыль. Я рванула плащ, и он расползся у меня в пальцах, превратившись в облепленные спорами нити полужидкого пластика. Каблук моего правого ботинка тоже подломился, я упала и покатилась по земле, но тут же вскочила и проворно сбросила обувь и остатки плаща.

Вокруг меня метались напуганные обитатели Карио-кора. Они тоже разрывали на себе одежду и царапали ногтями лица. И я, крича от ужаса, металась из стороны в сторону вместе с ними. Я позволила себе поддаться всеобщей панике. Остатки моей одежды давно обратились в лохмотья, в пыль. Я оказалась совершенно голой, но мне было наплевать. Я лишилась не только одежды, но и всего, что у меня когда-то было. Ничего не осталось, кроме вживленного чипа под кожей правой руки.

А чаго продолжало безмолвно бурлить слева и справа от меня, одну за другой поглощая жалкие лачуги бидонвиля и выбрасывая высоко в воздух ярко окрашенные стебли, усики, ленты.

На выходе с Кариокорского рынка мы наткнулись на кордон безопасности ООН. Солдаты стояли в несколько рядов, сомкнув плетеные щиты. Дубинки-рунгу поднялись, опустились, и люди рядом со мной покатились в пыль, сжимая разбитые головы.

Я бросилась прямо на шеренгу солдат и просунула правую руку в щель между щитами:

– Пропустите меня! У меня под кожей чип!

Дубинки взлетели в воздух над самой моей головой.

– Ооновский чип, пропуск! Я – сотрудник ООН!

Дубинки-рунгу дрогнули и замерли. Мужской голос прокричал с американским акцентом:

– Господи Иисусе, она не врет! Давайте ее сюда. Живо! Щиты разошлись, сразу несколько рук схватили меня и втянули в щель.