Александр Сивинских - Зверь с той стороны

С тем я и задремал, пожевав на сон грядущий галет.

Разбудило меня настойчивое похлопывание по плечу — но не живой человеческой рукой, а какой-то палочкой. Я приоткрыл один глаз.

Профессор от психиатрии Сергей Сигизмундович Гойда удовлетворённо кивнул и опустился задом в отличное офисное кресло, поставленное так, чтобы я ни в коем случае не мог достать его ногой. Элегантную трость, которой я был разбужен, Сергей Сигизмундович разместил между ног. Набалдашник у неё был — голова пуделя. Ясно. Каждому охота хоть иногда почувствовать себя Воландом. Усевшись, Гойда легчайшим движением пальцев отправил вон из комнаты сопровождающего телохранителя — яркого высоченного красавца-татарина.

— Доброе утро, — сказал он доброжелательно. — Как почивали?

— Давайте без дурацких политесов, — отозвался я, присасываясь к бутылке.

Выдохшаяся и согревшаяся минералка показалась мне чрезвычайно мерзкой на вкус. "Болван, — подумал я запоздало, — пока ты спал, в ней вполне могли что-нибудь растворить". Мне захотелось сплюнуть.

— Пейте, пейте, не волнуйтесь, — сказал проницательный Гойда, заметив, как поспешно оторвался я от бутылки. На грубость мою он, кажется, совсем не обиделся. — В моих планах относительно вас нет пункта "отравление".

— А какие пункты есть?

— О, различные, грандиозные! — оживился профессор. — Я вам скажу их, обязательно скажу, непременно. Но не прямо сейчас. Не сразу, хорошо? Не хочу волновать прежде времени.

— Опасаетесь, как бы от внезапного расстройства чувств расстройство кишечника со мной не приключилось? Этак невзначай.

— Кх-хе, кх-хе, кх-ххе! — зашёлся Сергей Сигизмундович дребезжащим смехом. — Кх-хе!… Остроумный вы юноша, одно удовольствие с вами общаться! Кх-хе.

— Благодарю. Вас, между прочим, костюм мой не смущает? — спросил я, потрепав пальцами краешек трусов со штопкой. — Какой-то он не вполне презентабельный. Неплохо было бы его дополнить чем-нибудь.

Гойда затряс головёнкой, продолжая подхихикивать:

— О, что вы, нисколько, нисколько не смущает! Приятно видеть красивое молодое тело…

— А вы, сударь, часом, не того?… - хмыкнул я. — Не приверженец содомии? Мне бы не хотелось, знаете ли…

— Нет, нет! — Профессор снова задребезжал, довольный.

"Смешливый какой старичок, — подумал я. — Словно травкой конопелюшкой с утра успел обдолбиться. Скоро ли уймется? Поторопить разве".

Лязгом встряхиваемой цепи выделяя знаки препинания, я проговорил:

— Давайте-ка так, сударь. Отложим веселье на потом, а сейчас выясним сообща, зачем я здесь? Почему в оковах, наг и бос? Для чего этот унизительный толчок подо мною — будто я выделения не контролирую? Для чего вообще затеяна вся эта оперетка?

— А то вы не догадываетесь? — спросил он и кольнул меня странным взглядом, в котором по-прежнему кувыркались чертенята веселья, но присутствовало и ещё что-то. Что-то не шибко хорошее: не то торжествующая злобца комнатной собачонки, увидавшей волка в крепкой клетке, не то острый и сухой ледок гадючьих глазок, наметивших жертву.

— Ни сном, ни духом, — заявил я.

— Вы, Капралов, всё равно что ребенок, ей-богу! — с огорчением воскликнул Гойда. — Довольно вам строить из себя этакого дешёвого бодибилдера… кхе-хе… дебилдера. У меня о вас несколько иные сведения.

Сведения у него. Вот жук. Закожурник. Уховёртка.

— Это какие же? — спросил я с ленивым любопытством. — Кто я, по-вашему, такой? Терминатор? Снежный человек? Счастливо обретённый Россиею монарх, прямой отпрыск Рюриковичей, живущий до времени инкогнито?

— Неужели запамятовали? — всплеснул руками Гойда, едва не попав при этом кончиком трости мне по колену. — Вы — платный агент Филипп Капралов. Внедрённый в структуры «Предстоящих», очевидно, с целью сбора информации, неким Игорем Таракановым. Главным редактором журнала "Взгляд сверху". Впрочем, предполагая "сбор информации", я могу и ошибаться. Равнозначен вариант диверсионно-террористической или, положим, подрывной, провокаторской деятельности. Открою маленький секрет. Ваше появление среди «Предстоящих» было ожидаемо.

Я выразил молчаливое удивление.

— Понимаете, в штате журнала находился наш информатор, — сказал Гойда. — Он и сообщил после внезапного м-м-м… самороспуска редакции, что конфидент Тараканова и специалист по особым поручениям Капралов оказался комитетом по ликвидации м-м-м… не охвачен … Было предположено, что вы, почуяв интуитивно запах палёного, очень удачно и своевременно ретировались. Вас решили специально не разыскивать, но всё-таки быть начеку — вдруг появитесь. Вы появились. Спасибо, что не обманули доверия.

Я изо всех сил, до боли впился руками в цепь, закрыл глаза. "Не охвачен комитетом по ликвидации…" "Ретировался и поэтому не был охвачен…" А остальные, значит, «охвачены». Как он просто об этом говорит, как буднично. Словно о канцелярской рутине. Порвать, порвать к такой-то матери цепочку и задушить гада. Сейчас. Сейчас!

Увы, кандалы не дались.

— Зачем вы их убивали? — спросил я шёпотом. — Подожгли… Зачем такая жестокость? Зачем?

— Извольте выбирать формулировки! — возмутился Гойда. — Я никого не убивал! Даже если б захотел, всё равно не вышло бы. Сами видите — годы не те. Физическая форма не та. Склад характера. Поверьте на слово, я даже не отдавал приказа. Силовые акции вне моей компетентности. Вне, понимаете?! Не верите? Вижу, не верите. Жаль. М-да…

Говорить мне не хотелось. С этим… Одним из этих… Однако говорить было необходимо. Нужна была информация. Если я отсюда вырвусь!… Когда я отсюда вырвусь!…

— Давайте перейдём к делу, — сказал я с максимально возможным спокойствием.

— Как вам будет угодно, мой юный друг, как вам будет угодно, — зачастил Гойда, простирая ко мне узенькую ладошку, словно собираясь похлопать по колену. Не похлопал, конечно. — К делу, так к делу. Между прочим, вы знаете, кто я?

— Да, — сказал я. — Приблизительно. Телевизор иногда смотрю. Сергей Сигизмундович, прежде чем мы начнём конструктивную беседу, хотелось бы вот о чём условиться. Вы меня очень обяжете, если перестанете называть другом. Ну какие мы с вами друзья, подумайте сами?

— Не знаю, не знаю, получится ли… По чести говоря, сомневаюсь. Очень уж я привык к этому обращению. Особенно в последнее время, много работая со студентами. Преподавал в медицинской академии, — уточнил он. — Но я постараюсь, раз вам неприятно.

— Сделайте одолжение.

— Хорошо, хорошо. Так вот, батенька Филипп Артамонович… «Батенька» подойдёт, ничего? Так вот, сия оперетка, как вы изволили выразиться, может оказаться и не опереткой вовсе, а самой что ни есть античной трагедией. Для вас, мой ю… простите, кхе-ххе… м-да. Словом, для Вас. Понимаете, какая отвратительная штука приключилась… Один из наших летучих отрядов, достаточно хорошо известный вам «Фагоцит» позавчера попал в засаду. Беды, как пишут в романах, ничего не предвещало. «Фагоцит» рабочим порядком выехал в район Промгорода. Есть там, знаете, частный сектор, где скрывался от народного гнева некий скверный человек, страшный негодяй. Педофил, извращенец — кажется, что-то вроде того. Уголовное следствие по его делу было прекращено недавно за недостатком улик. У «Фагоцита» улик имелось предостаточно. Кроме того, мы обязаны способствовать росту признания «Предстоящих» среди населения. Важны, знаете ли, громкие свершения . Желательно популистского толка. Кхе-ххе!… Первым в берлогу маньяка смело вошёл командир группы, кличка Зомби, маскируясь под пьяненького забулдыгу, остро нуждающегося в компании. Прогремел ужасный взрыв. Хибарка разлетелась в щепы. Начался пожар. От Зомби в результате осталось лишь несколько обугленных и окровавленных клочков джинсовой ткани да обгорелые подошвы ботинок. Разумеется, то было предательство. А знаете, кто предал?