Александр Сивинских - Зверь с той стороны

"Папка, далеко ли собрался? Возьми меня с собой", — попросилась Машенька из окошка. Рядом с её светлым личиком маячила окладистая тестева борода поверх радужного спортивного костюма и рыжая Люсьенова морда. "До Серебряного скатаюсь, — сказал я больше для тестя. — Я в пятницу говорил с Анатолием Павловичем Коробейниковым. Он наладился огород лошадкой пахать, так я договорился, чтобы и наш заодно поднял по-соседски. Хочу полюбоваться". — "Дорого ли столковались?" — спросил тесть с подозрением, что уж наверняка слишком дорого. Я сказал. Тесть крякнул: "Эх, Тольша, ну, Тольша! Уж этот своего не упустит". — "Зато и сработает качественно, не чета другим", — пожал я плечом. "Что да, то да, — сказал тесть. — А всё ж таки следовало поторговаться". — "Не умею", — отрезал я. Тесть попыхтел-попыхтел, но смирился. Куда ему деться? В прошлом году он со вспашкой именно Серебрянского участка ой как оконфузился. Подрядил пахать огород одного деятеля на «Беларуси». Так тот, бездельник, такого нам наковырял… пришлось после загонять мотоблок с навешенным культиватором да обрабатывать землицу по новой. Набегались за блоком до усёру оба — как тесть, так и я.

Нуте-с, куда деваться? — дочке я отказать, конечно, не смог. Тесть попросил подкинуть до стадиона — всё равно по пути, — не отказал и ему. Канистры из коляски пришлось выкинуть, а жаль. Не то чтобы в Серебряном не было воды — там и речка вам и колодцы. Просто дорога на Серебряное — не ах. Значительная её часть в поперечном сечении имеет неприятный для мотоциклиста перепад высот. Уклон рельефа на отдельных участках составляет градусов до двадцати. Канистры (40 кг с лишком) мне нужны были в целях безопасности движения, как импровизированный противовес.

Кроме Машеньки в коляску проворно нырнул Люсьен. "А этот ещё куда? — спросил я. — С дедом, на спортивную арену? Соревноваться в лазании по канату и столбу? Ручаюсь, он соберёт все награды". — "Не-ет! — захохотала Машенька. — Люська с нами выпросился. Он же родом из Серебряного. Стало охота дома побывать. У него там друг живет, пёсик".

Исчерпывающие сведения. У иных дети с Карлсоном общаются, а у меня — с котом. Блин!

Над стадионом реяли разноцветные флаги. Летали порванные мускулистыми грудями бегунов-победителей финишные ленты, похожий на Белую Бабу воздушный змей и воздушный змей, похожий на белого мужика. Витали запахи конского и людского пота, свежей земли, травы, пива и газированной воды «Апельсин». Звучали азартные выкрики и рукоплескания. Звенел мяч.

Казачки, наши и приезжие, только что закончили джигитовку. Главный кубок вручался, как и в прошлом году, удалому атаманскому отпрыску Ростиславу Бердышеву. Он был чубат, белозуб, нахален (ох, нахален!) и притом столь надулся, гордясь собою, что смотреть смешно. Моя Ольга, как одна из красивейших женщин посёлка, подносила Бердышеву триумфальную ленту через плечо. Ростислав надеялся произвести впечатление своей победой в первую очередь, конечно, на неё, никакого секрета тут нет. И с нетерпением ждал, очевидно, заслуженного поздравительного поцелуя. А она, видя его вытянутые губы и покрасневшие уши, засмеялась и ускользнула. К а к оскорбленный станишник сдержался и не швырнул кубок оземь, не растоптал ленту ногами, не соображу.

Возле широко распахнутых ворот стадиона был сооружен помост для гиревиков. Двухпудовиками играючи жонглировал на зависть друзьям и соперникам молодой человек Элвис. Разминался перед основными соревнованиями. На него с замиранием сердца смотрели ночные плакальщицы: гренадерша Надя и Алёна Горошникова. Время от времени соперницы обменивались смертоубийственными, точно боевые эспадроны, взглядами. Лязгала сталь, летели искры, и вновь влюблённые очи обращались на полуголого здоровяка.

Так вот кто повинен в разбивании ваших сердец, подумал я. А ведь не зря по нему девочки сохнут. До чего ж здоров, атлет! Хоть и прыщеват без меры. Тут Надя, видимо, боковым зрением заметила меня и, здороваясь, кивнула. Помнит. Я кивнул в ответ и улыбнулся. Она вдруг смущённо зарделась и потупила глазки. Мне пришло в голову, что она по-своему очень недурна, и будь я моложе, ей-богу, приударил бы за ней. Было бы интересно. Да что там! Мне уже становилось интересно. Вот те на! Я глянул на неё опять. Определённо, недурна! В голове закопошилось что-то этакое… романтическое. Озорное даже. С паскудно-удалецким привкусом. Из разряда: "А вот бы…"

"Молодец", — похвалил я Элвиса вслух, дабы отвлечься от неумеренно игривых мыслей. "Молодец против овец, — недовольно парировал тесть, — а против молодца и сам ягнёнок. Нету нынче на него нашего Филиппа, вот он и красуется. Салага!" — "Да, — согласился я, — Фил бы сейчас не только гири метал. Прихватил бы для потехи и пару зрителей". — "То-то и оно, — протянул тесть. — И чего он в этот раз не приехал? Раньше, вроде, никогда не пропускал. Эх, тряхну стариной! — вдруг воскликнул он. — Негоже, чтобы по гирям победителем кто-то иной, кроме Капраловых становился! А ну!…"

Оставив тестя отстаивать фамильные завоевания, что грозило затянуться надолго, мы поехали дальше. (Новейшие данные союзнической разведки: молодость уступила-таки опыту. С минимальным разрывом. Ни секунды не сомневаюсь в завидных физических кондициях тестя, но… Объективности ради: Элвис запросто мог сыграть в поддавки — например, из уважения к сединам и политическому весу.)

По дороге я завернул на плотину — глянуть, сколь высоко держится зеркало пруда, а также проведать лодку. Позавчера я смолил её и конопатил, сейчас она лежала на берегу кверху днищем, нетерпеливо ожидая пуска на воду. Подождет ещё. "Теперь газу?" — спросил я, осмотрев лодку.

Дочка и кот — из-под полога выставлялись одни мордашки — враз кивнули.

И я дал газу. Но с оглядкой на драгоценную пассажирку, потому далеко не полного. Будь один, дал бы, конечно, больше — страсть не люблю медленно ездить. Однако ж до Ямской избы долетели вмиг. Там настигли попутного пешехода. Молодой парень. Шатен с непокрытой головой. Тонкий, одетый не по-походному, а обычно — голубые джинсы, белая ветровка. В белых кроссовках и с голубым самошитым джинсовым рюкзачком за плечами. Шёл он легко и помахивал декоративной тросточкой, более подходящей для пижонских богемных тусовок, чем для наших горных и лесных дорог.

Я снизил скорость, посигналил, подъехал, остановился. Парень обернулся, и я его узнал. Костик Холодных, сосед моих родителей по лестничной площадке. У него бабка живёт в Серебряном. Как-то раз, года два назад, я его туда подвозил от автобуса по материной телефонной просьбе. На этом самом мотоцикле. Вот так встреча!

"Констант э н, — сказал я радостно. — Ты ли это, дружище? Ты, конечно, ты… Давненько я тебя не видел. А ты здорово подрос. И возмужал".