Ллойд Биггл-младший - Негромкий голос труб

– Безумен и очень опасен, - вынес свой вердикт Ультман. Уилер поднялся на гребень холма и уставился на толпу внизу.

– Убирайтесь! - рявкнул он. - Вам приказывает король! Марш по домам!

Люди продолжали стоять молча и неподвижно. Прошла минута, другая. Уилер резко повернулся, сказал несколько слов Гаску и направился к гравиплану. Машина вертикально поднялась в воздух, сделала широкий круг над долиной и нырнула.

Толпа не шелохнулась. Люди стояли спокойно, следя за тем, как Птица заходит на второй круг. Сделав вираж, она опустилась так низко, что ее можно было достать с земли рукой.

Уилер высунулся из окна.

– Станнер! - ахнула Энн.

Машина развернулась, и рядом с первым скошенным упал второй. И третий.

Ханс Ультман выскочил из толпы, отбежал в сторону, опустился на одно колено и прицелился. Уилер, занятый своей жатвой, так и не заметил его. Станнер Ультмана издал короткое жужжание - и невидимая коса сломалась. Машина резко рванулась вперед, прошла в полуметре над вершиной холма - перепуганные солдаты едва успели разбежаться, - клюнула носом над очередной долиной и пропала из виду.

Они услышали отдаленный взрыв и увидели черный дым, вздымающийся к небесам.

Когда толпа, собравшись с духом, снова двинулась вперед, вершина холма оказалась пустой. Доблестные королевские солдаты сбежали. Они бежали долго и остановились потому, что стемнело.

Энн с Форзоном отправились к разбитому гравиплану и попытались извлечь из обломков обгоревшие тела: пилот и Уилер со станнером, намертво зажатым в правой руке. Там их и нашел Поль Леблан.

– Эти машины принципиально не могут разбиться, - заметил он.

– Им пришлось отключить большую часть защитных контуров, чтобы Уилер мог поработать станнером с высоты двух метров.

– Что ж, по крайней мере, он умер счастливым, - сказал Форзон.

– Ему удалось побыть королем Курра целых пять минут. С трубачами все в порядке, я надеюсь?

Леблан кивнул.

– Их освободили там же, на улице рядом с домом. Но потом распространился слух, что король забрал трубачей. Я подумал и решил, что народу полезно малость поволноваться, и приказал Джо припрятать их в надежном месте. - Леблан неожиданно хихикнул. - Боюсь, Джо никогда мне не простит! Когда он вместе с трубачами выйдет из того подвала и узнает, что мы за это время совершили революцию… Представляешь? Кстати, мы очень волновались за тебя. Тор сказал, что мужчина и женщина кричали на улице о похищении трубачей, но что с ними случилось, он не знает.

– С нами ничего не случилось, - сказал Форзон. - Разве что я стал совсем другим человеком.

Возле обломков планера постепенно собралась кучка любопытных, а потом пара дюжих куррианцев принесла Раштадта. Координатор долго смотрел на тело Уилера и наконец сказал:

– Я не желал ему смерти. Я хотел, чтобы его судили. Чтобы он страдал до конца своей подлой жизни.

Слезы потекли по его лицу; Раштадт отвернулся и ушел спотыкаясь. Заботливые опекуны поспешили вслед за ним.

Свадьба старшего инспектора Джефа Форзона и полевого агента Энн Кори, Б-627, Гурнил, состоялась на процветающей ферме Леблана, расположенной на плодородном полуострове. При бракосочетании присутствовали все 207 членов Команды Б, а услаждали гостей музыкой великий Тор и его знаменитые трубачи. Генерал-директор Смайн из Бюро Межпланетных Отношений прибыл перед самой церемонией и сразу после ее завершения отозвал молодоженов в сторонку, сделав знак Леблану присоединиться к ним.

– Прошу прощения, что отвлекаю вас в такой день, администратор… Ах да, мы повысили вас в чине, вы знаете? Итак, Верховная штаб-квартира рассмотрела ваш рапорт и желает получить дополнительные разъяснения по некоторым пунктам. Не вполне подходящий момент, я понимаю, но через три дня я должен быть на Пурроке, и если я сегодня не поговорю с вами…

– Ничего, все нормально, - рассеянно сказал Форзон. - По каким пунктам вы хотите получить дополнительные разъяснения?

Он видел только Энн - очаровательную невесту в куррианском многоцветном наряде глубоких тонов, красиво оттеняющих бледное золото волос. Никогда больше он не позволит ей выглядеть пожилой особой.

– Честно говоря, э-э-э… По всем. Верховная штаб-квартира не вполне понимает, каким образом вы использовали трубачей на благо демократии. Музыка, конечно, превосходная, даже я это понимаю… Но при чем тут?..

– На самом деле это несложно, сэр. С одной стороны, мы имеем народ с врожденными артистическими и музыкальными талантами, с другой стороны - короля, который позабыл, что у него есть совесть.

– Леблан, вы хоть что-нибудь понимаете?

– Ровно ничего, сэр, - ухмыльнулся Леблан.

– Неудивительно. Может быть, вам лучше начать с начала, администратор?

– Я и начал. Уникальный народ, питающий истинную страсть к прекрасному. Это раз. Король, который забыл о существовании совести. Это два. Следует учесть также, что король - типичный куррианец, питающий такую же страсть к прекрасному, как и его подданные.

– Обязательно учту, - сухо промолвил генерал-директор. - Продолжайте.

– Король практиковал неслыханно жестокие пытки и наказания, но распространялись они на весьма небольшую часть населения. К тому же наказания редко совершались в присутствии короля, а вопли из пыточных камер не достигали королевских покоев. В любом случае король более никогда не видел своих жертв, и так как его совесть не подвергалась испытаниям, он совершенно о ней позабыл. Что до его подданных, те не желали замечать ограниченных жестокостей, покуда король исправно удовлетворял их страсть к прекрасному. И лишь тогда, когда король попытался воспрепятствовать этой страсти, его народ взбунтовался.

– Да-да, я припоминаю нечто подобное… Крестьянка и жреческая ряса! Не скажу, что я понял это, но вполне могу принять.

– Что же было нужно? Чтобы совесть короля вступила в конфликт со страстью народа к красоте. И тогда я дал одноруким трубу… Почему бы и нет? Куррианцы чрезвычайно чувствительны к музыке, а Торовы трубачи играют очень хорошо. Король, разумеется, был в таком же восторге, как все его подданные. Он полдня просидел в обзорном окне, слушая трубачей, но не понял, кто они такие. Он видел их издалека, на них были надеты широкие плащи, и никто из приближенных не осмелился сказать королю, что это его однорукие жертвы.

Будучи хорошим королем, который дает своим подданным все необходимое, он устроил фестиваль, чтобы представить народу трубачей. И только увидев их вблизи, из своей королевской ложи, король обнаружил, что эти музыканты однорукие. Как громом пораженный, он просидел неподвижно весь вечер, позволив им играть до самого конца фестиваля… Но когда фестиваль был окончен, король и помыслить не мог о том, чтобы видеть одноруких каждый день в окружении толпы почитателей. Он совершенно не желал вспоминать о своих жестокостях, и поэтому ему ничего не оставалось, как запретить духовую музыку, а трубачей отправить обратно в деревню одноруких.