Александр Тюрин - Проблема №1

Птолемей нехило кичился тем, что описал движение планет вокруг Земли, а сейчас его чуть ли не брехуном называют. Недалек и тот день, когда Коперника на свалку понесут, потому что выяснится, что мы не вращаемся, а скачем на одном мест. Динозавр считал себя большим и сильным, а где он теперь? Стал бензином и катает на себе какого-нибудь тщедушного спекулянта. Но животное хоть не понимало, какая постылая будущность его ожидает. Очень не права природа, что разродилась нами, двуногими. Не должны были появиться существа, которые могут догадаться о полной бестолковости своего жития-бытия. Не приспособлен наш мир для проживания в нем разумной твари. Потому-то я в знак протеста хочу досрочно покинуть его и требую, чтобы мне открыли «дверь» наружу.

Ага, требовать ничего не надо, на «дверь» мне уже любезно показали. Я подошел к петле. Умело завязана, чуть ли не намылена. Говорят, это не больно. Прежде Чем случится неприятная процедура удушения, закончится кровоснабжение мозга и как следствие - отключка сознания.

Стоп. Действительно, вокруг меня на тысячи километров и парсеков все не так. Но, наверное, мы должны готовиться в этом бестолковом мире к проживанию в другом, более подходящем нашим достоинствам. Когда-нибудь закончится срок заключения, мы выйдем на свободу - кто с чем. И окажемся в тридевятом царстве, которое будет устроено точно по нашему вкусу.

Полегчало, я отступил к стене. А потом снова накатило.

Я обреченно потащился к окну, однако на мгновение замер, прижав голову к коленям и отстранившись от наваливающейся тоски. Мгновение сосредоточенности.

Ампула. Последняя шприц-ампула доктора Лапеко в моем кармане. Квадратные «октябрята» забыли из меня вытряхнуть. Я, конечно, не знал, как будет взаимодействовать третье средство с двумя предыдущими, но время на сомнения истекло и даже пошло вспять. Укол - и голова даже приподнялась, потому что ее потянула к себе очень жаркая воронка.

Эта жара разогнала отчаяние, но мне показалось, что я становлюсь жидким и без особых проблем начинаю испаряться. Свет и тень еще поиграли мной, а потом я исчез в этих бликах…

Замечаю свое присутствие на каком-то пустыре. Неподалеку свалка, оттуда волнами долетает вонь, воздух над ней рябит от ударов птичьих крыльев.

Я, кажется, достаю гадкую прогорклую капусту из банки и сую в рот. На руке перчатка с дырками для пальцев. Все, хватит, обрыдло. От холода ноет поясница. Мне требуются номер с ванной, бутылка «Смирновской» и патиссоны. Мне нужна «трава». И это ты мне обеспечишь, пахан Сапожков.

Двигаюсь к шоссе. Кто собрался тормозить меня - будь осторожен, нокаут возможен. За последний стольник попадаю в такси-маршрутку. Заплачено честно, но другие пассажиры сторонятся меня и берегут от моих ароматов носы. В метро без затей проламываюсь сквозь турникет. Выхожу под дневное светило на «Московских воротах». Теперь налево и еще раз налево. Потом в дальний угол. Знакомый вход, десять ступенек к центру Земли и встреча со стражем дверей - джигитом Рашидом.

– Ты совсем неряха сегодня, - напоминает Рашид. - Бугру не понравится такой вид. Он человек старой закалки. Зачем портить ему настроение. Иди домой, там почистись и приходи завтра.

«Домой, к ментам! Как же».

– Ага, уговорил, Рашидик. - Поворачиваюсь, будто раскаялся и хочу убраться. Но когда он собирается закрыть за мной, с полуоборота хватаю его правой рукой за смоляной жесткий кок, дергаю на себя. А левой рукой захлопываю дверь - именно то, чего хотел южанин. Голова Рашидки оказывается между косяком и толстой доской, отчего тело валится на порог. Я уверенно марширую по коридору и у кабинета главного встречаюсь с Серегой.

– Как тебя только наш чернявый пропустил. Шеф не захочет тебя сегодня видеть. Иди, умойся, - начинает парнишка.

– Мне это уже говорили. Можно хоть водички хлебнуть?

Грызло пересохло.

У Сереги некоторое замешательство, пользуясь этим я вхожу к секретутке-кандидатке. Он увязывается за мной, выискивая, за что уцепить.

– Начальник запретил кого-либо пускать, - заладила пила-Маринка, - ну-ка, Сережа, убери его отсюда.

– Я ж водички попить. - Взял вазу с цветами флоксами и плеснул здоровяку в физиономию, отчего стебельки и лепесточки украсили его скромную голову. Пока он протирался, попридержал его левой за ноздри, правой врезал. Классически, без всяких карате - «крюком» в челюсть. Серега упал на стул, разбил мебель вдребезги. Тут я его по головушке и припечатал освободившейся вазой - обмяк он, заболел. Пришлось у него ненужный пистолет забрать.

– Ну что, Маринка, веди меня к шефу. Надеюсь, возражений больше не будет.

– Вы тупица, Лапеко. Нет Сапожкова, нет.

Проверил ее слова, пахан в «яме» действительно отсутствует.

– А сцеволин, Марина, а «трава»?

– Он вчера вечером все забрал, - без особой боязни отвечает эта бледная поганка.

– Куда забрал?

– Откуда мне знать.

Я притянул ее к себе и ухватил зубами ухо.

– Мигом сжую. Будешь тогда красавица без ушей, да и носом перестанешь радовать людей. А в том месте, что любят кавалеры, окажется телефонная трубка. Где он? Давай-ка, узнавай по-быстрому. - Я стал сжимать челюсти, одновременно щекоча даму телефонной трубкой. Не выдержала приспешница, члены тела дороже ей оказались, чем великая идея. Завизжала, а потом перешла на речь.

– Да улетает он сегодня! Рейсом на Багдад.

– И что все из тебя тянуть надо, товарищ Марина. Ну-ка, сгреби мне в кучку те финансы, что есть поблизости.

Поменял свою засраную куртку на шикарный Серегин плащ и на такси вдогонку. Рейс через пятьдесят минут. Успеть бы, успеть. Шоферу тысячу доплатил. И достал.

Сапожков как меня увидел, заметался, бросил багаж, а потом в сортир рванул. Думал вылезти через оконце на летное поле. Но не получилось, я первым делом кинулся к синему туалетному стеклу и перерезал Сапожкову путь на Багдад. Юркнул пахан в одну из кабинок - бортики-то у них до пола не достают - и пополз вдоль ряда горшков, так что мигом потерялся из виду. Я стал одну за другой дверцы вышибать. Пыхтенье пугливое все ближе и ближе. Вскрываю очередное рабочее место… попался, который кусался. Распроблядство! Белобрысый незнакомый мужичок с пистолетом. Разворачиваю ствол, но он опережает. Гром, трах… и мрак.

Кажется, ломают двери. На пороге появляется Фалалеев.

– Не очень-то торопились, господа менты, - гневным голосом критикнул я оперативников.

– Торопились сразу несколько дел сделать. Хорошо, хоть женщина Марина, у которой прокушенное ухо, знала, где ты. Остальные знатоки в полной отключке.

– А доктор?

– Отбыл туда, откуда ни ответа ни привета. Не жалей, все равно ему расстрельная статья светила, меньше мучиться пришлось. Но он вывел нас на Сапожкова. И Марина не слишком ломаться стала после производственной травмы - здесь тоже доктор постарался.