Владимир Чистяков - М. С.

Зовут их Миррены. Весь полуостров принадлежит им. Даже отчаянные грэдские пираты, без зазрения совести грабившие прибрежные города на всех материках, не особенно любили совать нос к мирренам. Добычи-то у них можно взять немало. Но неплохи мирренские корабли. Крепки стены городов. Отважны защитники. Только по океанам они плавать не любят. Больше всё вдоль побережья плавали. Основывали новые города. Торговали с местным населением. Очень активно.

Торговые фактории мирренов стали превращаться в города. Довольно крупные, не терявшие, однако, связи с родиной. Миррены вскоре выжили с побережья прежних хозяев. Двинулись вглубь материка.

Но чёткую границу проводили миррены между собой и теми, которых покоряли. Не миррен — человек второго сорта. Миррены сильны. Весьма отважны. Довольно лихо подминали под себя государство за государством. Впрочем, со временем миррены стали помягче. Стали даже даровать права своего гражданства тем, кого ещё недавно считали почти своей рабочей скотиной. Даже довольно широко стали даровать. Но на новых граждан всё равно смотрели с оттенком пренебрежения.

Такими уж они были, уверенные в своей исключительности миррены. Исключительность исключительностью, а говорила между собой их аристократия почти исключительно по-грэдски. Куда больше интересовалась грэдской культурой, чем своей собственной.

В положенное время зашлёпал колёсами и первые пароход. Это было лет через пятьдесят после того, как закрепились грэды на берегу великого океана. Забухали паровые молоты. Задымили доменные печи. Вскоре и корабли оделись в броню.

— В детстве здесь очень часто жила Марина. Она любила осень, эти книги. Очень живая и умная была девочка.

Дворецкий всегда выглядит торжественно, но сегодня превзошел сам себя. Шитый золотом парадный мундир со всеми орденами и меч у бедра.

Пол стола занимает папка красного бархата с золотым гербом, свешиваются две печати в футлярах.

Огромный лист пергамена. Написано золотыми чернилами. Текст на древнем языке грэдов, да ещё и старинным шрифтом. Сашка с трудом начинает читать. Три четверти листа занимает полный титул императора. Далее следует. 'Жалуем высокорожденную Александру высокого рода Симон правами и привилегиями Великого Дома по Воле Древнего Дома Прославленного В Веках, Нашей Милостью в знак Особой Воли на благо Древнего Дома' . Внизу ещё одна печать красного воска размером чуть поменьше шины от 'Белаза' и собственноручная подпись пурпурными чернилами 'Саргон I' .

Лестно, прекрасно, замечательно, одно только не понятно: за что? Император, по описанию Марины и Софи, выглядит кем угодно, только не клиническим шутником. И на награды он бывал щедр только к тем, кто этого действительно стоил.

Сашка видела его один раз, и он казался похожим на осовремененного римского императора из династии Антонинов — Адриана или Марка Аврелия. Благородная осанка, преисполненный мудростью и грустью взгляд философа. И одновременно спокойная и уверенная мощь. Только мундир вместо тоги, и не такое тщательное внимание к уходу за волосами и бородой. Холоден словно старинный мрамор.

Сашка впервые увидела человека, одного взгляда на которого достаточно, что бы понять — перед тобой глава сверхдержавы.

Хотя даже про Антонинов можно вспомнить кое-что не укладывающееся в представление о мудрых правителях.

Марина приехала вместе с дочерью. Естественно, их бесшабашие на мотоцикле, и без каски, как сама, так и девочка. Если не брать во внимание невысокий рост, то ни за что не догадаешься, сколько ребенку лет. Слишком уж по-взрослому смотрят материнские зеленые глаза. Длинные чёрные волосы заплетены в две косички. Одета девочка тоже во всё черное. Чем-то она напомнила Сашке младшую из Адамсов.

Ожидала Сашка увидеть изнеженное и робкое создание голубых кровей. А увидала вот такое волевое, сильное, не по годам умное, и в чем-то даже неприятное создание. Точную копию бесшабашной матушки. С совершенно иным, и весьма загадочным характером.

Оценивающе смотрят зеленые глаза.

Такие дети не выносят, когда с ними сюсюкают. Прямые, честные, волевые, но не в коей мере не простодушные и наивные. Словно проскочившие детские и подростковые года, сразу став взрослыми. Что-то в них есть от рождения, непонятное другим. Ни злое, ни доброе, просто иное. Могут вырасти в любви и ласке, а могут и в самых жутких условиях. Обстоятельства не имеют власти над ними.

Ничто и никто не сможет иметь власти над ними, да и сами они во власти не нуждаются.

По крайней мере, некоторые.

— Что в школе, сколько раз сегодня подралась?

И в голосе Марины ни нотки осуждения. Простой и банальный вопрос, вроде 'Какие у тебя отметки?

— Я уже говорила тебе, таких тупиц в зоопарк сдавать надо.

Марина и Сашка переглядываются. Одна просто сияет. Другая скорее озадачена.

Дети очень часто страшно злы по отношению друг к другу. Но всё-таки цинизм прерогатива более старших возрастов.

— Знаешь, я в свое время тоже была не подарок, но количество наставленных тобой синяков впечатляет.

— Я же сказала, им в зоопарке место. Если что-то дергать охота, то пусть дергают у себя что-нибудь, а не мои волосы.

— Постригись, как я, и от волос сразу отстанут.

— К глазам пристанут. Или к тому же бритому затылку.

Марина хохочет. Она сейчас просто мать, откровенно хвастающаяся своим единственным и любимым ребенком.

— Александра, у вас есть дети?

Не ожидала Сашка подобного вопроса от маленькой девочки.

— Нет. А зачем тебе это?

— Вы очень добрая. У вас обязательно должен быть ребенок.

— Она всегда говорит, что думает. Это не простодушие, а так редко встречающаяся среди людей прямота и честность.

— Может и так. Но граничит с жестокостью такая прямота.

— Не она жестока, мир жесток. Марина слишком рано это поняла. Таким не оденешь розовых очков.

— Они никому не нужны, такие очки. Но в мире есть не только зло.

— С ней говоришь, словно с взрослой.

— Она умная, учится вместе с четвертым классом. Правда я тоже в свое время со школьной программой расправилась к четырнадцати годам.

— Wunder…

— Schwein- с усмешкой закончила Марина.

— Из-вращенчески решил папенька узаконить твой статус — тем же вечером сказала Марина — ты хоть в курсе, что это такое?

— Патент на дворянство.

Раскатистый хохот.

— Патент на дворянство. И-го-го!

— Что такого смешного? — 'манеры' Марины выведут из себя даже каменную статую.

— Он признал мою Волю Еггта. Родная моя, в пересчете на вашу скопытившуюся в семнадцатом, титулатуру, тебе пожалован великокняжеский титул с большим и малыми гербами, конечно без угодий лесов и крепостных, но все равно не кисло. Твое имя внесено в аналог шестого разряда родословной книги Дворянских родов Российской империи. Ну, туда где все самое титулованное говно заносится.