Владимир Чистяков - М. С.

Злые вояки чужаки. До чего же злые. Своя шкура — ни стоит ничего. Сдохнуть готов — лишь бы башня с танка слетела. Или просто чужой солдат в крови захлебнулся. Но и грэды ни хуже. Сила на силу.

— Танкист. Мать твою. Танкист. — кто-то колотит по броне.

Люк-пробка дернулся вверх.

— Какого!!!

— Куда, мать вашу долбите! Их там нет! Туда вон бейте! — резкий взмах руки.

— Куда бить, мать твою! Показывай по человечески!

У солдат определённая эйфория. Да и есть отчего — десант чужаков разгромили полностью. И набили их столько. Да и сами потеряли не так много, как казалось в начале.

— Товарищ генерал-полковник! Разрешите обратится! — полковник командир этого сектора обороны. Хотя тут уже не сектор, а сплошной лунный пейзаж.

— Слушаю!

— Представьте к Золотой Звезде командира танка N14 и весь экипаж. Я сам видел. Они въехали на батарею и уничтожили почти все их орудия. Без N14 от нас бы тут никого не осталось.

— На хрен ему этот орден! — огрызнулась М. С., повернулась и захромала прочь. Это свой смертельно раненный её ножом в ногу ударил. До куда смог достал. И умер. Со звериным выражением на безглазом лице.

Лицо полковника передёрнуло.

— Не понял — отрывисто выдавил он.

— Товарищ полковник, это товарища генерала танк. — сказал кто-то из солдат- Она на нём и ездит. Сам видел, как она из башни вылезала.

— Так это она по ним ездила? — обалдело переспросил он.

— Да.

Кто-то уже нацепил странный полушаровидный шлем с пятью глазницами. Мечется, словно слепой. Остальные ржут.

Кто-то из офицеров распорядился несколько тел в костюмах поцелее оттащить в подземные ярусы. Стоит разобраться, кого это ещё на нас свалило.

Какой огонь выдавали эти в бронекостюмах, ещё не позабылось. Тащили тела явно с опаской. Тяжеленные, кило по триста каждый. Не будь у некоторых пробита броня, за роботов их можно принять. Но вместе с зеленой жидкостью из пробитых гидроусилителей, сквозь рваные дыры в броне сочится кровь. Да и шлемы довольно легко отстёгиваются. Не роботы это. Солдаты. Чужие солдаты. Броня у них такая.

А пулемёты с огромной скорострельностью вмонтированы в руку. А в ящике на спине — патроны. Безгильзовые. Внутри брони, надетой на руку — устройство подачи. Калибр маленький, но пули мощные. И из трёх — одна разрывная. А в шлеме — система наведения и прибор теплового видения. И система наведения очень хорошая. Как эти типы реагировали на стрельбу! Нечеловеческая у них реакция!

Когда поняли, что побеждают? Никто потом не мог вспомнить. Скорее всего, когда начало светать. И более-менее начали разбираться, где свои, где чужие. Только с какого-то момента бой превратился в добивание.

Запомнила смерть одного офицера. Наверно, последнего из оставшихся в живых. Он спрятался в одной из построек. Зашли трое солдат. Он прыгнул на них откуда-то сверху. С мечом. И зарубил их мгновенно. Выскочил наружу. У входа стояли двое. Он проткнул одного и снёс голову другому. И повалился сам, изрешечённый очередями. В фигуре, в чертах лица показалось что-то знакомое. Подошла взглянуть. Действительно, похож на Кэрта. Остекленевший взгляд светло-серых, почти белых глаз. Он так и не выпустил старинного меча. С трудом вынула из рук оружие. На пальце блестит массивный перстень. Изображен на нем цветок. Больше всего похожий на хризантему. Но не ту, что цветет в саду, а другую. Гордо сиявшую на орденах и кокардах в другом мире. И на фюзеляжах самолётов бывала она. Рядом с восходящим солнцем. Сияла она и на броне кораблей.

М. С. узнала цветок. Это родовой герб Кэрта. И у него на пальце такой же перстень. Кто же убитый?

Такой перстень не должен уйти в землю. М. С. сняла его. И только сейчас обратила внимание на знаки различия убитого. Над сердцем небольшой круг, в нем три треугольника белого металла. Герб раньше изображали на груди. Со временем он сместился сюда. Но в их офицерском корпусе чтили традиции времён гербов на доспехах. Повернулась к солдатам. Она умеет уважать достойных врагов.

— Будете хоронить, этого закопайте отдельно. С воинскими почестями. И меч с ним положите. Это генерал был.

Ночь для Марины состояла из каких-то обрывочных воспоминаний. Сначала погас свет. Зажглись жутковатым красным светом аварийные лампы. Грохот усилился. Чей-то крик.

— Все, кто может держать оружие — наверх!

Плохо соображая, она взяла автомат и побежала. У одной из стальных дверей кто-то грубо схватил её, дал по шее, так что потемнело в глазах, вырвал из рук оружие, развернул и поддав под зад коленом крикнул.

— Катись отсюда, дура!!! Убьют!!!

Плача, побрела по коридору назад. На неё никто не обращал внимания. Лампы мигают. Коридор опустел. Наверху грохочет.

В первой палате госпиталя всё тоже. Стоны, крики, бессвязное бормотание, человеческая вонь, которую не перебить даже запахом сильнейших лекарств.

Топот ног. Начинают таскать раненных. Чуть ли не швыряют их, и убегают за новыми. В красноватом свете кажется, что лежащие на полу все в крови. Дёргаются, бессмысленно бормочут. Кричат. Сделать сейчас ничего нельзя. Хирурги тоже наверху. Только уколы обезболивающих наркотиков. Тот искалеченный кричит на Марину. Она как во сне колет то одного, то другого. Руки с оторванными пальцами. Обрубки конечностей. Вспоротые животы. Проломленные черепа. Некоторые сильно обгоревшие. Марина словно автомат. Если не она, то многие из них умрут.

Потом раненых таскать перестали. А грохот наверху не стихает. И вроде даже усилился. Стали слышны даже крики. Таких она никогда раньше не слышала. Мигают лампы, дрожат стены. Даже жуткого света становится меньше. Несколько ламп потухли.

Чей-то стон совсем рядом.

— Пить… Воды…

Хотела дать. Удар по рукам.

— Сдурела! Помрёт!

И снова как автомат. И непрекращающейся грохот сверху.

Приближающейся крик.

— А-а-а-а-а — катится как лавина. Накатывается по коридору. Бежит человек. Только кричит. Чуть не врезается в стальную дверь. И падает лицом вверх. Марина склоняется над ним. Лица у человека нет. Блестят белые зубы. А остальное… Носа, глаз, лба словно и нет. Как срезано. Кровь, кости и что-то бледно-желтое. А челюсти ещё дергаются. Не понимает, как такое может быть, и что тут надо делать. Её резко подняли за плечо.

— Оставь. Он не жилец.

Грохот усиливается и словно накатывается что-то. Ощущение то ли конца, то ли последней надежды.

Все, кто с оружием и могут хоть как держать его в руках подбираются к двери. Среди них и Марина. Единственная, кто не ранен. Коридор длинный. А у них глаза попривыкли к темноте. Может, и успеют дать несколько очередей. Что-то громыхнуло, так что вздрогнули стены и лопнуло несколько ламп. В коридоре кромешная тьма. Марина до рези в глазах вглядывается в черноту. Она чуть лучше других видит ночью. Чуть лучше. Чуть.