Владимир Чистяков - М. С.

Она так и заснула на полу, уткнувшись носом в оружие, и не увидела, как вспыхнул нормальный свет.

Разбужена невероятной тишиной. Ушёл тот грохот. Слышны только стоны. А так просто немыслимо тихо. Всё кончилось. И так тяжело просто пошевелиться и открыть глаза. Ломит всё тело. Сквозь ещё не до конца ушедший сон слышит, что говорят о ней.

— Молодец, девчонка. За пятерых ночью пахала. Если бы не она, многих бы вперёд ногами вынесли. Маленькая, а крепкая! Как стихать начало, так и повалилась. Вон там её положили. Спит.

По шагам поняла что это Мама.

Бросилось в глаза страшно усталое лицо какого-то землисто серого цвета. Никогда раньше Марина не видела Маму такой. Это даже не усталость. Этому не подобрать слов.

— Можно мне наверх?

— Нет.

Немой вопрос. 'Почему? ' Марина забыла уже сколько дней не видела солнце. Ощущение времени утратила полностью. День? Ночь? Не поймёшь. Лампы светят все время ровно. Посмотрела на часы — разбиты. Может, сейчас ночь?

— Тебе не стоит видеть, что там.

Хотела сказать, 'Я видела что творилось здесь' И не сказала. Что бы здесь не было, там было гораздо, гораздо страшнее. Здесь только умирали. А там — убивали. И раз она теперь здесь, то значит там уже убили всех. Тех, кто пришёл убить их.

Мама зачем-то провела рукой по её волосам.

— Что там?

— Седина… Седые волосы. У тебя уже седые волосы появились…

— Мама, почему ты такая грустная?

— Разве?

— Да, и очень сильно.

Полуусмешка в ответ.

— Оставь меня с этим, дочка.

— Мама.

— Что.

— Я уже не маленькая. Выиграли сражение, но проигрываем войну?

— Именно так, маленькая, именно так.

— Это кто? — хрипло и сорванным голосом спросила М. С. у пленных. Резким движением показывает на напоминающее чудовищного жука тело в бронекостюме. А по жуку словно ладонью хлопнули. Узнать, какого вида был ещё можно, но пластины панциря разошлись, и изо всех щелей внутренности торчат. Ну, да тут и не к таким зрелищам привыкшие собрались.

Пленные почти все ранены. Половина явно до полудня не дотянет. По их законам безнадежных добивают. Охраняют их такие же раненые. Все остальные приводят в относительный порядок позиции. Интересно, чужаки выдохлись или как? Второй раз таким составом сунуться — и от грэдов оптом останется сколько-то там тонн котлетного фарша. Частично жаренного. И конвоирам, и пленным это прекрасно понятно.

Один из пленных — вместо глаза кровавая рана, рука висит на привязи злобно буркнул по-грэдски.

— Части спецназначения. Корпусного подчинения.

— Их задача! Быстро!

— Проникновение в нижние ярусы — пленный ощерился — и уничтожение или захват всех находящихся там. По обстановке.

— Кто командир?

— Улетел.

— Имя. Звание.

Мимо тащат убитого генерала. Среди пленных какой-то ропот. Тот же одноглазый спросил.

— Его похоронят?

— Да.

— Командир второй волны. Боевое имя — Орол.

— У них малый радиус. И база где-то недалеко… Быстро! Где-то в радиусе 200—250 км. Фиксировались посадки кораблей!

Пасмурный день казался очень тихим и ясным. Ну, да после этакой-то ночки! Почти никто ничего не делает. Сидят и лежат. У орудий, у танков, в траншеях. Даже валяющиеся всюду мертвецы не сильно мешают. У многих живых на лицах выражение какой-то просто блаженной расслабленности.

Это победа.

Но ничего ещё не кончено. Операторам РЛС и радистам об этом известно лучше всех. И ещё об этом и известно собравшимся в центральном бункере высшим офицерам. Сегодня их гораздо меньше чем вчера. Докладывают обстановку.

— Аэродром выведен из строя. Серьёзные повреждения ВПП. Большие потери. Два больших укрытия разрушены полностью. В третьем заклинило ворота. ВПП можно привести в порядок.

А несказанное за этим — транспортных самолётов у нас больше нет.

Но дело-то надо делать по-прежнему.

— Связь есть со следующими штабами…

Все становилось бесполезно. Тяжёлые корабли подходят на огромной высоте. И безнаказанно сыплют бомбы. Огонь тяжёлых зениток с башен почти не причиняет им вреда. А ракет оставалось мало. Связь пока действует, но ухудшается с каждым днём. Они и вправду эвакуируют войска. И одновременно, усиливают бомбёжки. И бьют преимущественно по городам.

Укрепления всё-таки отстроили на совесть. Купол одного из убежищ выдержал попадание бомбы крупного калибра. Тонн пять, если не десять.

Не так, так эдак. С землёй теперь решили смешать. За гибель десантников.

Будь здесь город, а не укреплённый район, давно бы остались дымящиеся руины. При ударах по городам зажигательных бомб чужаки не жалеют. А здесь от них проку никакого. Фугасных и бетонобойных зато не жалеют. Иногда сбрасывают и более интересные гостинцы вроде контейнеров с противопехотными минами. Прыгающими. С системой наведения. Вполне способной сигануть с дерева тебе прямо на голову. Всё это дополняется глушилкой всех частот.

От непрекращающихся бомбёжек несколько человек сошли с ума.

Они все собрались на площади среди руин бараков. Все кто остались в живых из гарнизона северной ставки. Больше существования этого центра управления войсками не имело смысла. Несколько дней назад прекратилась связь с последними частями. Три дня назад чужаки сбросили какую-то странную бомбу: была очень яркая вспышка, похожая на разряд тока. Она была сброшена в нескольких километрах, но грохот был слышен даже в подземных ярусах. Те кто не слышал взрыва, его всё равно почувствовали: разом отказали все генераторы. Электричества не стало. Вскоре умерли все раненые в реанимации.

А вчера появились грунтовые воды, и непонятно почему (гидроизоляция-то была сделана более чем на совесть). Воды много бороться с ней нет никакой возможности. Нижние ярусы стало затапливать. Находится в ставке больше не имело смысла. Тем более, что и людей-то оставалось не так много, а способных носить оружие — и того меньше. Человек 450, сборная солянка изо всех подразделений — обеспечения, защиты, связи, охраны периметра, танкового батальона и собственно офицеров ставки. И ещё она. Генерал-полковник, от имени которого остались только две буквы — М. С… И четырнадцатилетняя девочка. Её дочь. Единственный ребёнок в этой стаи прожженных хищников, переживших все круги ада людей.

Теперь они собрались вместе. Наверняка, в последний раз, чтобы решить, что им делать дальше. Точнее, куда уходить. И с кем. И уже буквально витает в воздухе: с М. С. пойдут далеко не все, кончилось прежнее время. Кончилось и всё с ним связанное. Пришло что-то другое. А вот что? Этого ещё не поняли.

Но одно поняли все: новое время будет гораздо хуже того, что вовсе не по их вине ушло навеки. А им, уцелевшим в огне величайшей, и проигранной ими войны, теперь предстоит решать, куда идти, и что делать. А может, у кого-то возникнет и желание поискать виновников произошедшего. Кандидатур-то в приделах досягаемости не слишком много. А точнее, всего одна. Но зато какая!