Алишер Таксанов - Возвращение на Землю

И я, и Тод, и другие бойцы с ожесточением стреляли в этих ненавистных существ. Даже когда от них оставалось кровавое месиво, мы продолжали опустошать в них обоймы.

В этом районе жило много моих друзей. Но их квартиры, как и моя, были пустыми. С болью в сердце я входил туда и осматривал разрушения и трупы, представляя, как здесь происходила трагедия.

Этот первый день вымотал меня, причем не столько физически, сколько душевно. И спал в ту ночь я плохо — снились кошмары.

27 июля мы вышли на поиск в девять часов утра. И как обычно направились в Акмаль-Икрамовский район. Еще вчера наша группа обнаружила там небольшой магазин, в котором в тоже время было много продуктов, бытовой техники и инструментов.

Сегодня мы собирались полностью «обчистить» его.

Едва бэтээр остановился у двухэтажного магазинчика с обвалившейся крышей, как мы почувствовали резкий запах.

— Твари, наверное, в подвале, — сказал Бекмухамедов. — Мансур, Дурбек, спуститесь вниз и уберите их. Не забудьте взять мощные фонари.

Два боевика спрыгнули с машины и исчезли в магазине. Через несколько секунд оттуда раздались автоматные очереди и дикие крики тварей.

— Готово! — крикнул, появившись из проема двери, Мансур. Его лицо было измазано зеленовато-бурой жидкостью, видимо, обрызгала кровью раненая тварь.

Группа последовала к магазину. Я остался стоять у входа, внимательно следя за окружающим пространством. Это не столько от сцерцепов — те сейчас дрыхнули в темных уголках, — сколько от свободных охотников, которые, зная, что мы из Дворца, могли напасть. Ведь они вполне могли принять нас за тиграновцев. А в перестрелке трудно доказывать, что мы не относимся к банде Айрапетова.

Бекмухамедов рассказывал, что такое уже случалось.

— Было убито трое моих людей, — печально произнес Шамиль. — И страшно то, что мы понимаем ненависть и страх охотников к нам.

Квартал, в котором сейчас мы находись, в отличие от других неплохо сохранился. Здесь было меньше развалин, и дома имели меньше разрушений. У магазина крыша была вывернута в результате взрыва противотанковой гранаты. Наверное, кто-то не умеючи дернул за чеку и разнес стойки, на которых держался шифер. Зато продукты оказались целыми. «Грабителям» было чему радоваться, да и у меня слюнки потекли, когда ребята стали выносить ящики с консервированными крабами и креветками, красную и черную икру, тушенку, рыбу валенную и копченную, а также в масле и томате. В стеклянных банках были маринованные огурцы, помидоры, капуста, фрукты. Шоколадные плитки «Марс», "Сникерс", «Топик», "Баунти" и другие вызвали у меня восторг. Сознаюсь, еще с детства за мной закрепилась дурная слава сладкоежки. Кроме того, в подвале обнаружили картонные коробки с мылом, шампунем, спичками, мешки сахара, соли, муки и канистры с растительным маслом.

— Этого хватит надолго, — сказал я, смотря, как ребята таскают провиант на тележку, закрепленную к бронетранспортеру.

— Простому народу не хватит, а проклятая знать ужрется до отвала, — хмуро заметил Мансур. Он так же, как и Шамиль, плохо относился к мафиозной касте Дворца.

Через час тележка, на которой раньше с поля вывозили хлопок-сырец, был забит. Ребята достали фляжки с водой и утолили жажду.

Шамиль залез на горячую броню, удобно уселся на пулеметную башню и открыл одну бутылку «пепси», а мне протянул шоколад "Сказки Пушкина". Я с благодарностью принял эту вкуснятину. Мансур нашел пачку сигарет и закурил. Тод, как мне сказали, обнаружил видеотехнику и теперь что-то делал в подвале: как бортинженер он не мог оставить ее просто так. Все молчали и думали о чем-то своем. Стало тихо. В воздухе нависло напряжение.

— О чем мозгуете, братцы? — спросил я, щурясь от солнца.

— Да о всяком, — вздохнул Убайдуллаев. — Разные мысли в голову лезут. Обо всем и не расскажешь…

— Эй, кинь мне сигаретку! — попросил Шамиль и Мансур бросил ему пачку «Мальборо». Вскоре от бронетранспортера поднялся дымок, казалось, что это работает паровая топка.

— О чем твой товарищ задумался? — перенаправил свой запрос я в адрес Бекмухамедова.

Тот глубоко затянулся и, выпустив струю дыма из носа, произнес несколько гнусавым голосом:

— О прошлой жизни. Все мы думаем об этом.

— А чем ты раньше занимался, Шамиль?

— Я военнослужащий. Закончил Чирчикское танковое военное училище, затем Академию бронетанковых войск в России. До последнего момента проходил стажировку со специальной бригаде, созданной тремя государствами — Узбекистаном, Кыргызстаном и Казахстаном, — так называемый миротворческий батальон ООН «Центразбат». Но не успел принять участие в миротворческой операции, которая планировалась в Африке. Тут начались эти страшные события…

— А я был участковым инспектором, — вставил слово Мансур Убайдуллаев. — Лейтенант милиции. Отдел внутренних дел Мирзо-Улугбекского района города Ташкента… Тут мои друзья, — он указал на рядом сидевших боевиков, — тоже сотрудники милиции. Служба у нас, сам понимаешь, почетная, но сложная и трудная. Всякое случалось: и на нож шли, и от пули не уберегались, от уголовников угрозы слышали. Но то, что все человечество погибнет от животных, пускай умных, но все-таки животных, я не предполагал…

— У тебя кто-нибудь остался?

И тут же пожалел, что задал этот вопрос, поскольку не только лицо у Мансура посерело, но и остальные сразу осунулись и нахмурились. Видимо, на эту тему было наложено табу. Но я не знал об этом, и поэтому с моей стороны это было вполне уместным вопросом.

Однако Мансур ответил:

— Нет, никого… В тот вечер я ушел на дежурство в райотдел. Время было тревожное и страшное. По неизвестным причинам исчезло несколько десятков тысяч человек. Со всех районов поступала тревожная и часто противоречивая информация. Никто сначала не верил россказням очевидцев о тварях… А ночью эти существа пришли ко мне домой… Всех сожрали, даже моего малютку не пожалели…

— У меня погибли все в первую ночь, — продолжил рассказ друга уже Шамиль. — Моя жена успела позвонить по сотовому телефону и сообщить о каких-то чудовищах. Я дежурил по батальону под казахстанским городом Чимкент. Примчался домой на танке. Фактически угнал Т-189 из гаража, но потом никто мне влепить выговор или судить не успел… Как, впрочем, не успел и я… В моем доме остались только скелеты супруги, дочки и матери…

Тут другие стали рассказывать о своих трагических часах. Может быть, мой вопрос все-таки прорубил в них желание поделиться друг с другом о наболевшем в душе. Где-то я был даже рад этому, ведь откровения и общая боль часто сближала людей.

— А я никого из своих не нашел, — произнес я, когда последний боевик не окончил свою печальную повесть. — Моя квартира оказалась разрушенной… Только эта фотография осталась, — и я, достав карточку из внутреннего кармана, показал своим друзьям. Те с интересом стали рассматривать.