Александр Маслов - Голубая Саламандра

Мелодия звучала в освященных чертах липа, в божественных линиях тела.

Грачев мысленно потянулся к ней, будто коснулся пальцев ее руки и замер. Подняв выше взгляд он не решался, чувствуя сильную тревогу, как перед смертельным испытанием. Но вот он шагнул вперед, опираясь на плечо Мэя, встретил глаза синие, как небо гор, зеленые изумрудами, ясные серебром. Многое, многое было в них, и Андрей выдержал сошедшее откровение уже радуясь. Теперь он зрел ее всю. Всю чудесную, рожденную творцом. Образ совершенства правил сознанием, плыл ровной хрустальной струёй, омывая сердце. Будто новая картина мира открылась перед ним: сияющая и бездонная. Она манила, пугала и восхищала.

- Данэ, ты - гений! Лучший из них! - признал Кени, - Как же ее имя?

- Эам.

- Ты дерзок. Хотя твоя работа тому оправдание, - сказал Апи.

- Теперь тебя будут судить… Века. Тысячелетия. Может быть всегда.

Лишь гости разошлись, Данэ уснул в широком плетеном кресле. Неизвестно сколько он проспал, вздрагивая, переворачиваясь на кожаных ремнях, скрипящих на рассохшихся тисовых жердях, когда открыл глаза, серп Луны сквозил в разрыв листвы. В розетке бронзового цветка сухим треском догорала свеча. Он встал, небрежно смахнул остатки пиршества со стола, отыскал приготовленный в дорогу тяжелый кожаный мешок и, набросив на плечи плащ, спустился в сад. За редкими кустами, барбариса серебристо-белым силуэтом виднелась Эам. Данэ направился к ней, ощущая трепет, даже страх, словно шел он не к своему излюбленному творению, а неведомое божество влекло его волшебной сетью, сопротивляться чьей воле не было сил. Еще он ясно осознал, что боится ее. Боится мыслей рядом с ней, невысказанных, затаившихся. Та волна нарастала, вот-вот грозя обратить его в бегство. Сердце билось сотрясая грудь. Он отдернул руку и скоро зашагал по дороге к Дому Тога.

Как смерть угрюмой и холодной казалась пещера в тусклом огне, Данэ с усилием вернул массивную решетку в пазы и неторопливо сошел по ступеням. Теперь он был внизу, рядом с площадками для испытуемых. первый раз за свою жизнь и, верно, последний. Он поднял голову, воображая, как темные русла галерей заполняет шепчущая толпа, как овалы зеркал плещут красным тревожные светом, повернулся к изваянием. Грубые, строгие липа. Глазницы пусты. Сколько смертей прошло перед ними! Крики. Разорванное на куски тела. Здесь люди умирали во имя очищения рода. Отсюда выходили, чтобы слиться с ним. Скульптор стоял, потупив взгляд, будто стараясь вспомнить, вместить боль, потрясение каждого. Потом достал факел и направился к норе.

Огонь отодвинул мрак, высветил изгибы хода. Спертый, сырой воздух сгущался, застревал в горле. Данэ этого не замечал - он спешил. Через несколько сот шагов нора расширилась, разлилась у ног его продолговатым водоемом. Влажные стены блестели, как внутренности жертвенного быка пикритов. Редко, мерно со свода срывались капли воды. Данэ не сразу различил чудовище, притаившееся на гладком выступе, похожее скорее на причудливый излом стены, лишь ожившие вдруг глаза заставили аотта остолбенеть и испытать острый лед внутри.

Скрипя костяными пластинами Тог двинулся вперед. Мастер не испугался, он поймал его взгляд своими воспаленными глазами и через миг они будто поменялись местами: он человек смотрел в него глубоко, насквозь. Могучий сторож Хорв вытянулся, чуть попятился к воде и положил гороподобную голову наземь. Ночной гость перестал его интересовать.

- Гадкая тварь, - произнес Данэ, приближаясь. Он мог легко достать рукой темной блестящей кожи. - Ты безобразен. Насколько облик соответствует твоему сознанию? Какое оно? О, Скера! Долгий плач! Кажется я бываю похож на тебя. Ты безжалостен и правдив, многое постиг. Твои ночи длинны и, наверное, снится ими другая истина… Другая? Так ее нет - Он помолчал, будто ожидая ответа.

Дыхание чудовища волновало одежду. - Но как мы различны! Я полил дождем сытую землю, забыв или не зная, что существует пустыня. К счастью для тебя туда нет пути. Это только мой путь. Путь похожий на бегство. Если бы моя жизнь была длинна, как твоя… Впрочем нет - это невыносимо. Прощай! Пусть длятся твои ночи и будут короче дни!…

Данэ прошел через зал, остановился перед воротами, ведущими в Лабиринт. Он понятия не имел, как открывается огромная бронзовая плита и чем больше разглядывал элементы непонятной конструкции, тем мрачнее становилось его лицо. Уйти было необходимо сегодня, пока собранная в кулак воля, позволяла совершить необходимый шаг, пока не появился человек, способный его остановить. Уйти! А дальше… Он не хотел думать, что случиться дальше. Пусть будет хохочущая в безумстве, стонущая от ран Аттла, о которой до недавнего времени он почти ничего не знал.

- Ты был Тога!

Скульптор вздрогнул. По лестнице спускался Аманхор.

- Это бесчестно! Я видел твою Эам. Ты пришел на суд, уверенный в своей правоте?! Мысля судьей себя самого?! Это бесчестно!

- Пусть так. У меня не нашлось времени угождать святому Дому. Я ухожу вниз. Не вздумай отговаривать меня!

- Глупец… - Аманхор сверлил его взглядом, взглядом чудовища, надменно улыбаясь, мял всклоченную бороду. - Какой глупец! Когда ты решил это? Сегодня? Или, когда узнал ее? Не отвечай. Если ты решил, конечно, я провожу тебя. Я сделаю все, как нужно. Постой здесь: есть вещи без которых ты не сможешь уйти. И думай! Думай, зачем это всем!

Жрец открыл неприметную дверь за массивным постаментом. Пос-лышался скрип механизмов, грохот воды в подземелье. Данэ ждал, прислонившись к колонне, отрешенный и безучастный. Аманхор вернулся не скоро, неся факел, тяжелый сверток, что-то еще.

За опустевшим бассейном, широкими скользкими ступенями начинался уже Лабиринт. Они шли быстро и молча. Сколько раз ваятель мечтал видеть сотворенные Ликором легендарные лица! Но теперь он проходил почти не глядя на них, воспринимая каждое, как незамысловатый символ, их ряды - всего-то читаное письмо. Череда бесконечных коридоров и залов угнетала. Данэ начал думать об оставшемся позади: тревожном, счастливом, о том, что он отвергал раз и навсегда. Поникнув головой он шел вслед за проводником, скользя невидящим взглядом по гладким стенам, встречающимся изваянием. Неожиданно все прервалось волной ветра и колким блеском звезд. Данэ едва не ступил в пропасть - жрец сильной рукой удержал его, сказал что-то назидательное и принялся разматывать узловатую веревку.

- Иди! Ты свободен! Верный, твой выбор или нет - не знаю. Только запомни: в твой последний, недалекий день враг - человек. Не горы или дикие просторы Аттины - их ты устало одолеешь. Не зверь, не какой-нибудь неразумный, гад - им издали понятна отметина лежащая на тебе. Человек! И я бы не воскликнул: Ориест! Потому, как это слишком несправедливо. Я не Хепр, но скажу… Однажды тебя тихо ткнут кинжалом; от удивления не чувствуя боли, ты истечешь кровью, а проходящие будут пинать бессмысленное холодное тело. Или тебя сожгут деревом на огне, Ты даже не захочешь проклинать их за это. Любившие забудут тебя, другие исказят твое имя легендами. Поверь, будет так! Да, что я могу поведать тебе - мудрецу?! Это, все равно!…