Александр Маслов - Голубая Саламандра

Лишь когда Грачев проявил интерес к событиям двадцатилетней давности, узнав, что Андрей Александрович был одним из инженерной элиты авторитетным консультантом проекта. Приленский ожил, стал предаваться воспоминаниям с все большим пылом. В патетических фразах он рисовал картины масштабной стройки, иногда вскакивал со скамьи и вытягивал руку к далеким корпусам лаборатории. Его возбужденный, напыщенный вид, казался забавным со стороны. Одновременно энергия старого инженера трансформировалась каким-то образом на Грачева, и тот возможно неуместно спросил: - А реактор, Андрей Александрович, - такой будто бы единственный в мире, - тоже строили при вас?

- Дался вам реактор! - Голос Приленского вдруг стал дребезжащим и сердитым.

- Нет. Уже через год. Но при чем здесь реактор?! Вы видели циклоидный блок? Увидите сегодня. Дело как раз в нем! Расскажу одну историю… Удивительную, если хотите - невероятную.

Это случилось семнадцать лет назад. Работа над основными корпусами завершалась, а циклоид только закладывали; еще не все площади были расчищены, мы вгрызались в гору и вели шестую шахту под трек, тянули коммуникации. Ясно помню тот день. Я стоял на площадке возле мачтовой и наблюдал за пересменой. Тогда подошел один человек. Хотя у меня было полно дел, мы как-то неожиданно разговорились. Он спрашивал о ходе работ, как этим, обычно, интересовались физики из группы Асухаты. Я отвечал ему, доказывал на плане. Да, я был уверен, что он из группы Асухаты, тех самоуверенных "чародеев от науки", возомнивших о себе бог весть что, - на самом деле не разбиравшихся в элементарном. Но мой собеседник был другим. Мне сразу понравились его разумные вопросы. Признаюсь, я был удивлен, что посторонний так легко вникал в инженерные проблемы, сложные даже для опытного специалиста. А он со мной уже с первых минут говорил на одном языке! Но оставим это…

Начинало темнеть. Я должен был осмотреть еще участок пятой шахты и собирался проститься. Он же говорит: " Пойдемте, Андрей Александрович. Я хочу сообщить Вам нечто важное. Мне не хотелось обращаться к Асухате - на это есть свои причины. Пойдемте, поскольку Вы спешите, договорим по пути".

Мы спустились к мостику и перешли котлован. Он продолжил: " А знаете, проект не совсем удачен. Для циклоида необходимо восемь секций вместо шести, пожалуйста, не удивляйтесь, что я смею так рассуждать. Я посвятил этой проблеме много времени и нашел ошибки: физики неверно определили величины репитера, - с увеличением напряженности элипсных полей они начнут значительно варьировать. Внести необходимые изменения в проект еще не поздно. Согласитесь, пока не начали возводить реактор, было бы разумно оставить площади для двух дополнительных секций. Затраты не велики, а перспектива огромна…" По пути он кое-что объяснил мне о нестабильности остальных параметров. Истинную ценность его идеи я понял через несколько дней, обратившись к Асухате. Профессор был изумлен, долго не соглашался со мной, однако тщательный перерасчет и моделирование через "БТА-3" убедили его. Вот так циклоид превратился в то, что он есть теперь. И все физики признают; будь иначе - отстали бы мы лет на двадцать. Или вообще никогда не узнали, как слоится пространство.

- Любопытная история. Кто не тот новоявленный гений? Каковы его лавры?

- Гений исчез тем же вечером. По крайней мере, я не сумел его разыскать ни среди физиков, ни вообще где-либо. Лавры… Асухата - основная заслуга его. А историю с исчезнувшим человеком он слушал с ироничной улыбкой. Он не поверил мне; называл меня шутником, то скромником. На том все кончилось… Хотя я не могу утверждать, будто странный человек исчез навсегда…

Как вас понимать? - нетерпеливо спросил Грачев.

- Я хорошо запомнил его лицо. Его такие, знаете, необычные, одновременно естественные манеры. И если не бояться выглядеть выжившим из ума стариком, я бы сказал, что встретил его недавно.

- Здесь? На острове?

- Да. В нашем поселке. Потом видел в лаборатории. Сам я редко бываю там, но, уж если наведываюсь, то непременно встречаю его. Он как будто меня не узнает - ведь сколько лет прошло! Семнадцать… А он за это время совсем не изменился. Понимаете?

Опишите мне его, Андрей Александрович. Пожалуйста, во всех возможных подробностях.

Грачев с трудом сдерживал волнение: слово за словом Приленский вырисовывал портрет Рона Гулида. Если события, изложенные Приленским, действительно имели место, и все это не было ловкой, чрезвычайно ловкой подтасовкой, тесно завязанной с Люси Белью, - да мало ли кем! - то начинала доминировать третья версия, та самая, с ядовито-горьким, неземным привкусом. Нелепая, одновременно вонзившаяся в мозг, как заноза.

Устроившись на заднем сидении автомобиля Пэрана, стиснув коммуникатор, Грачев натужно искал опровержения. Чем глубже он вникал в поставленный вопрос, тем более сумасшедшей, дикой представлялась его основа. Он чувствовал боль в висках и, повернув голову к опущенному стеклу, старался, чтобы Луи не видел в зеркало его лица.

Потом спросил себя: почему он так упрямо не желает видеть в Роне Гулиде нечеловека? И тут же признался, что боится этого. Боится неосознанно, может беспричинно, когда другой на его месте мог бы жить в мире с такой мыслью, даже тихо упиваться ею. Он снова вспомнил Вальского, которого, возможно, не было в живых, и произнес вслух:

- А где же здравый смысл?

- Наверное, там, где должен быть, - ответил Луи. - Чем тебя озадачил старик?

- Своими воспоминаниями. - Объяснять что-либо Пэрану он счел неуместным и, нагоняя улыбку, сказал: - Растолкуй мне, почему твой "неприступный Грэг " оказался открыт для моей скромной персоны? Меняются люди или что-то вокруг них?

- Для меня это приятная новость. Все-таки внимание нашей службе?!

- А меня настораживает.

Бетонка, ведущая от бухты, между протяженных, как тела драконов возвышенностей, спускалась в долину, голую, почти идеально ровную. Там собственно и располагался Мировой Центр Физики Поля. От серой пирамиды реактора ступенями расходились корпуса лабораторий. Дальнийсектор загораживала энергетическая станция, а за ней угадывалась гигантская конструкция с жужжащими фишками накопителей, уходящими глубоко под землю шахтами и стержневыми треками - это и был новый, единственный в своем роде, инструмент познания мира.

В назначенное время Андрей поднялся на последний этаж и вошел в приоткрытую дверь.

Грэг Мюррей был довольно молод для главы серьезного научного образования, однако волевая резкость его движений, уверенность, излучаемая всем видом, подменяли этот недостаток сполна.

- У меня есть свободных минут тридцать, - известил он после короткого приветствия. - Простите, сегодня загруженный день.