Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством

– Что о них скажешь? – спросил я.

Т.С. Давстон покачал головой. – Я о них много читал в коммерческих газетах, – сказал он. – Что они якобы пропитаны радиоактивным элементом, от которого светятся в темноте. Американцы сейчас все облучают, это вроде как полезно для здоровья.

– И Кока-колу тоже облучают?

– Говорят, что да, – сказал Т.С. Давстон. – Говорят.

Он снова постучал, и мы подождали еще немного. Я знал, что попытки Т.С. Давстона сделать старого мистера Хартнелла приемным родственником не увенчались успехом, и должен признаться, что я не верил в то, что его намерение стать ментором Нормана имеет чисто альтруистский характер. Но искушение бесплатными сладостями и, возможно, сигаретами, было слишком сильным, чтобы его можно было игнорировать.

Т.С. Давстон, прищурившись, склонился к стеклянной двери в лавку. – Кто-то идет, – сказал он.

За дверью возникло лицо Нормана, серое и скорбное. – Проваливайте, – сказал он.

– Привет, Норман, – сказал Т.С. Давстон. – Отец дома?

– Уехал к поставщикам. Как обычно в среду вечером. И сказал, чтобы я не пускал ребят. Как обычно в среду вечером.

– Мудро, – сказал Т.С. Давстон. – Так ты выйдешь или нет?

– Я болею, – сказал Норман. – У меня голова болит.

– А мы идем на ярмарку.

– На какую ярмарку? – спросил Норман.

– На какую ярмарку? – спросил я.

– На ярмарку на общинном лугу, конечно.

Норман покачал больной головой. – Она открывается только в субботу – всем известно.

– Для меня уже открылась, – сказал Т.С. Давстон. – У меня там дядя в одном аттракционе.

Глаза Нормана за стеклом расширились. – Дядя? – медленно произнес он. – А в каком?

– Его зовут профессор Мерлин. Он заведует «Кунсткамерой».

Мои глаза тоже стали намного больше обычного состояния. «Кунсткамера» всегда была очень интересной. В прошлом году там были восьминогий ягненок и русалка. По общему мнению, и тот, и другая были просто чучелами, но там были и живые экспонаты. Великаны и карлики, бородатая дама и человек-аллигатор.

– Врешь, – сказал Норман. – Вали отсюда.

– Как скажешь, – отозвался Т.С. Давстон, – а мы идем. Я думал, тебе захочется взглянуть на мальчика-собаку. Говорят, он откусывает головы живым курицам.

– Только куртку одену, – сказал Норман.

– Давай мы войдем и подождем тебя.

– Ни фига не войдете.

Норман вернулся с коричневой курткой в руках – новой курткой, которую ему подарили на девять лет. Он запер дверь лавки, причем запер ее (Т.С. Давстон внимательно наблюдал за происходящим, притворяясь, что смотрит в другую сторону) собственными ключами. И мы втроем пошли к общинному лугу.

У меня были определенные сомнения на этот счет. Мы обычно держались подальше от ярмарки, пока ее официально не откроют. У цыган, которые на нее приезжали, были очень большие собаки и не было особой любви к случайным прохожим.

– Ты уверен, что стоит это делать? – спросил я Т.С. Давстона, когда мы подошли к шатрам, установленным большим кругом.

Т.С. Давстон шикнул на меня. Он рассказывал Норману о другом своем дяде, который был ламой в Тибете. Этот его дядя овладел искусством левитации, которое оказалось полезным в самых разных видах деятельности. Например, при прыжках через коня в спортзале. Т.С. Давстон, по его словам, был уверен, что этого дядю-ламу можно уговорить передать этот бесценный секрет Норману всего лишь за блок «Стронция-90».

– Ни фига, – сказал Норман.

Мы услышали лай очень больших собак, и разглядели между фургонами с высокими бортами фигуры цыганской наружности. Они были дородные, с усами как у моржа и серьгами в ушах, все в наколках и накидках, волосатые и вонючие.

Мужчины были не лучше.

– Подождите здесь, я пойду разведаю, – сказал Т.С. Давстон, и убежал.

Мы остались ждать, ковыряя ботинками кочки. Норман вытащил из кармана мармеладку и засунул в рот. Я надеялся, что он предложит одну и мне. Он не предложил.

– Цыгане едят своих детей, знаешь? – сказал он.

– Ну не едят.

– Едят, – кивнул Норман. – Мне папа сказал. На свете одновременно живет только девятьсот девяносто девять цыган. Это потому что у них есть волшебная сила, типа там предсказывать будущее или как найти клад. Этой силы хватает только на девяносто девять человек. На одного больше – и они ее потеряют. Поэтому новый цыган не может родиться, пока не умрет старый. А если рождается, они его убивают и съедают.

– Ужас, – сказал я.

– Это еще ничего по сравнению с тем, на что они еще способны. Мне папа все о них рассказал.

– У тебя папа, видно, много знает про цыган.

– Еще бы не знать, – сказал Норман. – Моя мама сбежала с цыганом.

Т.С. Давстон вернулся и сказал: – Все нормально, пошли за мной.

Мы пошли за ним между высоких фургонов в круг, где усатые женщины в наколках устанавливали палатки для аттракционов и собирали карусели, распевая песни на своем родном наречии. В данный момент они трудились над палатками «Обдери щенка» и «Понюхай сыр».

Мужчины отдыхали на складных верандах. Разряженные в цветные халаты и босоножки, они прихлебывали мартини и собирали замысловатые композиции из цветов.

– Вот эта жизнь для меня, – сказал Норман.

И кто бы стал с ним спорить?

Я никогда, ни до того, ни после, не встречал человека, похожего на профессора Мерлина. На его голове, такой маленькой, что в дрожь бросало, был старинный завитой парик лилового цвета. Нос его был словно клюв сказочной птицы, а глаза блестели, как две бирюзовые запонки. Над тонкими губами, растянутыми в золотозубой улыбке, были прочерчены тоненькие нафабренные усики. А под улыбкой начинался подбородок, настолько выдающийся вперед и такой длинный, что когда профессор Мерлин закрывал рот, подбородок едва не смыкался с носом.

Одет он был, как проходимец эпохи Регентства: высокий накрахмаленный воротник и белый шелковый галстух. Жилетка его была красной, тихо звенела брелками на цепочке от часов, и служила прекрасным фоном расшитым лацканам зеленого фрака. Профессор Мерлин был стар, высок и худ. Он был чарующе чудовищен.

При нашем появлении он протянул длинную, тонкую, бледную, наманикюренную руку и взял ею грязную ладонь Т.С. Давстона.

– Мой дорогой маленький Берти, – сказал.

– Берти? – удивленно прошептал я.

– А это, должно быть, твой брат?