Уильям Гибсон - Идору

– Ну вот опять, – сказала Мэриэлис, не выпуская сигарету изо рта, и нажала курок. Из дула пистолета метнулся узкий язычок золотистого пламени. Мэриэлис прикурила, выпустила облако дыма и вздохнула.

– Токио, он и есть Токио. Здесь всегда так.

В туалете, стоя у черного резинового писсуара, Лэйни краем глаза заметил русского, который причесывался перед зеркалом.

Во всяком случае, писсуар был похож на резиновый, с такими вроде как обвислыми краями. Интересно, а вот теперь, при работающей канализации, что бы они сказали человеку, пожелавшему внести свой скромный (скромный?) вклад в “Грот”? По пути сюда он обратил внимание на бар со стойкой из подсвеченной снизу плиты какого-то прозрачного мутно-зеленого камня; оставалось только надеяться, что плиту эту выпилили где-нибудь, ну, скажем, в горах, а не здесь же рядом, на лестнице.

Ужин уже закончился, и Лэйни чувствовал, что немного перебрал по части сакэ. Весь вечер они с Арли и Ямадзаки наблюдали за встречей Реза с этой новой, исправленной и улучшенной, версией идору – той, которая представлялась Вилли Джуду большой алюминиевой флягой. А Блэкуэллу приходилось понемногу осваиваться с ситуацией; судя по всему, он и в мыслях не имел ничего подобного, пока не услышал от Реза, что вот она, здесь.

Арли разговаривала в основном с Ло, в основном о недвижимости. О всяких его владениях по всему миру. Тем временем Лэйни слушал, как Ямадзаки развивает свою мысль насчет попытать счастья с этим малолетковым фэн-клубом; может статься, в этом и вправду что-то есть, но сразу вот так не скажешь, надо попробовать. Блэкуэлл и двух слов никому не сказал, он пил не сакэ, а лагер и ел с такой истовой старательностью, словно хотел что-то такое закупорить, словно в системе охраны обнаружилась брешь, которую можно устранить, если набить в нее побольше сасими. Австралиец орудовал палочками с ловкостью циркового жонглера, он мог бы, пожалуй, засадить тебе такую палочку в глаз с расстояния в полсотни шагов. Но главным аттракционом этого цирка были Рез с идору и – в несколько меньшей степени – Куваяма, поддерживавший беседу с ними обоими. Другой японец, Одзаки, держался в стороне; надо думать, его пригласили просто на случай, если потребуется заменить в этой фляге батарейки. Вилли Джуд был весьма приветлив и общителен, только вот общался он преимущественно ни о чем.

Памятуя, что техники разносят сплетни, как мухи заразу, Лэйни пару раз попробовал закинуть удочку в этом направлении, однако поплавок даже не шелохнулся. Одзаки отвечал коротко и сугубо по существу. Поскольку Лэйни не мог смотреть на Рэи Тоэи, не срываясь в узловое восприятие, ему пришлось ограничить намеченное на этот вечер подглядывание прочими доступными объектами, самым привлекательным из которых представлялась Арли. В очертаниях ее подбородка было нечто такое…

Лэйни застегнулся и пошел мыть руки. Раковина здесь была из того же черного дряблого материала, что и писсуар. Русский все еще причесывался. Конечно же, на этом мужике не было прямо вот так написано, что он русский, но уж больно примечательная экипировка: черные спецназовские ботинки с белой прострочкой, штаны с черными шелковыми лампасами и белый кожаный смокинг. Пусть даже и не русский, но наверняка нечто связанное с Комбинатом, этой мутантной комми-мафиозной заразой.

Русский чесал свои кудри столь самозабвенно, что поневоле приходила на ум муха, охорашивающаяся передними лапками. Мужик он был длинный и крепкий, и голова у него тоже была длинная, хотя и узкая, похожая по форме на винтовочную пулю концом вверх. Усердие русского казалось несколько избыточным, потому что причесывать ему было в общем-то нечего, особенно на острой макушке. Чего только не бывает, вяло удивился Лэйни, слыхавший от кого-то, что вся эта публика – большие энтузиасты по части имплантирования волос. Если верить Райделлу, здесь, в Токио, этих комбинатских что собак нерезаных, он видел про них документальный фильм, про то, какие они жестокие и что из-за этой их дикой, почти сюрреальной жестокости все остальные боятся с ними связываться. Потом Райделл начал рассказывать о двоих русских, сан-францисских вроде бы копах, с которыми он где-то там схлестнулся, но Лэйни нужно было на встречу с Райсом Дэниелзом и телевизионным гримером, и он так и не дослушал эту историю.

Лэйни оскалил зубы, проверяя, не застряла ли между ними какая-нибудь часть ужина.

Когда он выходил из туалета, русский все еще причесывался.

Ямадзаки стоял посреди зала, моргая и потерянно озираясь.

– Это здесь, рядом, – сказал Лэйни.

– Это?

– Сортир.

– Сортир?

– Туалет. Мужской.

– Но я ищу не туалет, а вас.

– Ну вот и нашли.

– Я обратил внимание, когда мы сидели за столом, что вы избегали смотреть на идору.

– Верно.

– Я рискнул предположить, что плотность потока информации была достаточна для перехода восприятия в узловую…

– Опять верно.

– Понятно, – кивнул Ямадзаки. – Однако с видеоклипами и даже с живым выступлением все будет иначе.

– С чего бы это? И вообще, чего нам здесь стоять? – Лэйни повернулся и пошел к столу.

– Частотная полоса. – Ямадзаки последовал за ним. – Сегодня нам продемонстрировали прототип широкополосной версии.

– А нам оплатят участие в бета-тестировании?

– Вы не могли бы, пожалуйста, описать в общих чертах свои узловые впечатления?

– Что-то вроде воспоминаний. Или отрывков из фильма. Но то, что сказал этот барабанщик, наводит на подозрение, что я попросту видел ее последний клип.

Сильный толчок в спину бросил Лэйни прямо на ближайший столик; он почувствовал, как вдребезги разлетелся под ним стакан, увидел на мгновение туго обтянутые серым колени какой-то женщины, услышал первые звуки ее нарастающего, как вой сирены, крика, а затем столик рухнул. Что-то – возможно, ее же нога – садануло его по голове.

Лэйни привстал на колени, держась за гудящую от боли голову, посмотрел по сторонам и живо вспомнил физический опыт, который делали в Гейнсвилле на уроке. Поверхностное натяжение. Припороши воду в стакане мелко размолотым перцем. Поднеси к поверхности воды кончик иголки, и перчинки мгновенно разбегутся по сторонам, словно живые и до смерти перепуганные. То же самое происходило сейчас и здесь, только в роли перчинок выступали клиенты “Западного мира”, а иголка была явно нацелена на Резов столик.

Фалды белого кожаного смокинга… Но тут сорванный с места танк завертелся и двинулся в его сторону, огромный и невесомый, на плечах брызнувших врассыпную людей, а еще через мгновение свет потух.

В темноте крик толпы взмыл до такого невыносимого визга, что Лэйни заткнул уши, вернее – попытался заткнуть, потому что кто-то о него тут же споткнулся, и он упал на спину, инстинктивно сжавшись в тугой комок и прикрывая руками затылок.