Уильям Гибсон - Идору

Арли свернула направо, на широкую дугу съездной эстакады, и Лэйни увидел трех совсем молоденьких девочек в облепленных грязью кроссовках, спускавшихся по крутому травянистому склону. Одна из них была, похоже, в школьной форме: гольфы и короткая клетчатая юбочка. Жесткий свет натриевых фонарей придавал их фигуркам какую-то ирреальность, а потом мини-вэн остановился, заглядевшийся Лэйни посмотрел вперед, в чем там дело, и увидел, что дорога полностью перекрыта безмолвной, неподвижной толпой.

– Боже, – сказала Арли. – Поклонницы.

Если там и были отдельные мальчики, Лэйни их не заметил. Это было сплошное море черных блестящих волос, все девочки смотрели вперед, где на белом бетонном здании сверкала белая, обрамленная неким подобием короны надпись: ОТЕЛЬ “ДАЙ”. Арли опустила стекло, и Лэйни услышал далекое улюлюканье сирен.

– Нет, – сказал он, – нам тут в жизни не продраться.

Каждая из девочек держала в руках зажженную свечку, колышащееся море света омывало их скорбные, мокрые от слез лица. Малолетки, соплюхи, совсем еще дети… Наглядная демонстрация того, что вызывало в Кэти Торранс особо лютую ненависть: поклонницы “Ло/Рез” никогда не старели, их армия постоянно обновлялась за счет притока только что вышедших из младенческого возраста девочек, которые без памяти влюблялись в Реза, виртуально обитавшего во вневременном мире сети, вечно двадцатилетнего Реза его ранних хитов.

– Ямадзаки, – сказала Арли, – поищите там сзади черный футляр.

После недолгого, но интенсивного копошения Ямадзаки просунул в щель между сиденьями небольшой, очень плоский чемоданчик; Лэйни его подхватил.

– Открой, – сказала Арли.

В чемоданчике лежало что-то серое, плоское. Прямоугольная пластинка с логотипом “Ло/Рез”. Арли поставила пластинку перед собой и пробежала пальцем по ее ребру. Легкий щелчок, и на ветровом стекле вспыхнули зеркально обращенные буквы зеленой, обрамленной мигающими звездочками надписи:

Арли подала машину немного вперед. Ближайшие девочки оглянулись, увидели надпись и потеснились в стороны; мини-вэн начал медленно, с частыми остановками пробираться сквозь молча расступающуюся толпу.

А затем Лэйни заметил, что чуть впереди над этой толпой возвышаются длинная, с жидкими волосами голова и обтянутые белым кожаным смокингом плечи – сочетание, хорошо запомнившееся ему по туалету “Западного мира”. Судя по смятенному, почти испуганному лицу русского, громила уже и не чаял вырваться из бескрайней трясины черных волос и трепещущих огоньков, но затем он тоже заметил Лэйни, скривился и начал с удвоенной энергией проталкиваться в новом направлении – к зеленому фургончику.

Кья тоже подошла к окну и увидела, что дождь кончился. Парковочная площадка, отделенная от отеля “Дай” проволочной сеткой, была сплошь забита неподвижными фигурками с зажженными свечками в руках. И на припаркованных грузовиках тоже стоят, и на крыше низкого здания, которое чуть вдали. Девочки. Японские девочки. И все они смотрят сюда, словно прямо в окно.

Громадный мужик рассказывал Резу, что кто-то объявил, будто он умер, найден мертвым в этом самом отеле, а потом новость повесили в сети и вообще принимают ее на полном серьезе.

Русский достал свой мобильник и начал было трепаться с кем-то по-своему, а потом опустил мобильник, даже вроде не договорив, и прислушался.

– Мистер Ло-ресс, – сказал он, – мы слышим, полиция приезжает. Этот нанотех строго запрещен, а потому очень большая проблема.

– Ну что ж, – сказал Рез, – наша машина стоит в гараже.

Кья почувствовала, что кто-то дергает ее за локоть, повернулась, и Масахико сунул ей в руки ее сумку, уже застегнутую, и “Сэндбендерс” был уже там, по весу чувствовалось. Его компьютер тоже был упакован в тот клетчатый мешок.

– Обуйся, – сказал он.

Эдди лежал скрючившись на полу; с того времени, как русский саданул его ногой, он вроде даже и не пошевелился. Теперь русский снова шагнул к Эдди, и Мэриэлис, сидевшая рядом с ним, испуганно съежилась.

– Тебе очень повезло, – сказал русский, обращаясь к бесчувственному Эдди. – Мы соблюдаем наше соглашение. Изотоп будет доставлен. Но мы не хотим больше никакого бизнеса с тобой.

Что-то щелкнуло, и еще раз. Кья посмотрела и увидела, что безухий складывает свой топор, ловко и быстро, и даже на него не глядя.

– Слушай, Роззер, – сказал он, – эта, что у тебя, хреновина, за нее можно загреметь по максимуму. А тут еще эти твои свистульки, из-за них сюда копы едут. Дай-ка я ее возьму, пусть уж “обладание” будет на меня.

А Рез посмотрел на него и говорит:

– Нет, Кити, я ее сам понесу.

– Ну что ж, – сказал здоровый, и в глазах его появилось что-то такое, обида или даже печаль, – тогда пошли. – Он сунул сложенный топорик в карман и махнул рукой, указывая Кья и Масахико на дверь. – Вы, парочка, идите вперед.

Рез последовал за Масахико, а русский сразу за ним, но потом Кья вспомнила, что ключ от номера так и остался на прикроватной тумбочке, которая в действительности холодильник, бросилась назад и схватила его. И остановилась, глядя на Мэриэлис.

Рот Мэриэлис, с которого стерлась вся помада, выглядел каким-то старым и печальным. Рот, которому много в жизни досталось.

– Пошли с нами, – предложила Кья.А Мэриэлис подняла глаза и ничего не говорит.

– Да пошли, – повторила Кья. – Тут сейчас полиция будет.

– Я не могу, – сказала Мэриэлис. – Нужно же об Эдди позаботиться.

– Скажите своему Эдди, – сказал здоровый, хватая Кья за руку, – что, если он обо всем этом хоть кому хоть слово скажет, останется без пальцев на ногах, всю обувь придется менять.

Мэриэлис и глаз не подняла, словно не слышала, а здоровый выдернул Кья из комнаты и захлопнул дверь, и Кья пошла по коридору следом за русским, глядя на его пижонские сапоги и бежевую спину.

Масахико и русский вошли в лифт первыми, Рез тоже было сунулся, но здоровый поймал его за плечо, сказал: “Ты останешься со мной” – и подтолкнул к лифту Кья.

Масахико нажал кнопку, лифт поехал, а русский повернулся к нему и спросил:

– Ты обладаешь машиной?

– Нет, – ответил Масахико.

Русский недовольно хрюкнул; от него так воняло одеколоном, что Кья с трудом удерживала свой желудок на месте. Когда лифт открылся в тот самый, маленький, холл, русский выскочил первым и стал крутить головой, словно ожидая, что кто-то на него из-за угла бросится.

Кья и Масахико тоже вышли, и дверь лифта закрылась.

– Поиск машины, – сказал русский. – Пошли.

Следом за ним они выскочили через раздвижные стеклянные двери на парковочную площадку, чуть не наполовину занятую Эддиным “грейслендом”. Рядом стоял серебристо-серый японский седан, и Кья подумала, что вот этот, наверное, Реза. Кто-то успел уже закрыть номера обеих машин черными пластиковыми пластинками.