Уильям Гибсон - Мона Лиза Овердрайв

Лицо матери дрогнуло, превращаясь в чье-то чужое. Лицо гайдзинки с широким ртом и тонким, острым носом.

Тик застонал.

– Чудесная картинка, доложу я вам, – раздался вдруг голос Колина.

Кумико повернулась и увидела его сидящим верхом на лошади с охотничьей литографии – на стилизованном графическом воспроизведении вымершего животного. Грациозно выгнув шею, лошадь подошла ближе.

– Простите, что задержался. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отыскать вас. Это – восхитительно сложная структура. Что-то вроде карманной Вселенной. Я бы сказал: тут всего понемножку. – Он натянул поводья.

– Игрушка, – сказало нечто с лицом матери Кумико, – как ты смеешь разговаривать со мной?

– По правде говоря, смею. Вы – леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, или, точнее, бывшая леди 3-Джейн Тессье-Эшпул, до недавних пор жившая на вилле “Блуждающий огонек”, а совсем недавно безвременно ушедшая из жизни. А эту довольно удачную декорацию токийского парка вы только что выудили из воспоминаний Кумико, не так ли?

– Умри! – Женщина выбросила вверх белую руку, с ее ладони вспорхнула фигурка, сложенная из листка неона.

– Нет, – сказал Колин, и журавлик распался; призрачные обрывки пронеслись сквозь Колина и растаяли. – Не выйдет. Извините. Я вспомнил, что я такое. Нашел те байты, которые были запрятаны в блоках для Шекспира, Теккерея и Блейка. Я был модифицирован специально для того, чтобы помогать советом и защищать Кумико в ситуациях гораздо более опасных, чем те, какие только могли вообразить мои первоначальные конструкторы. Я – тактическое устройство.

– Ты – ничто. У ее ног зашевелился Тик.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Видите ли, 3-Джейн, здесь, в этом вашем... капризе, я столь же реален, как и вы. Понимаешь, Кумико, – сказал он, спрыгивая с седла, – загадочный макроформ Тика – на самом деле куча мала очень дорогих биочипов, соединенных в определенном порядке. Что-то вроде игрушечной Вселенной. Я пробежался по ней вверх-вниз, и здесь, безусловно, многое стоит посмотреть, многому поучиться. Эта... женщина – скажем так, если уж мы решили относиться к ней как к человеку, – создала ее в трогательном стремлении – о нет, даже не к бессмертию, а просто чтобы сделать все по-своему. Подчинить все своим узким, навязчивым и исключительно ребяческим желаниям. И кто бы мог подумать, что предметом жесточайшей и так мучительно снедающей ее зависти станет Анджела Митчелл?

– Умри! Ты умрешь! Я тебя убиваю! Сейчас же!

– Попытайтесь еще раз, – предложил Колин и усмехнулся. – Видишь ли, Кумико, 3-Джейн знала о тайне Митчелл, о тайне ее взаимоотношений с матрицей. Было время, когда Митчелл обладала потенциалом... ну... она могла стать центром всего... Впрочем, эта история не стоит того, чтобы в нее вдаваться. А 3-Джейн просто ревновала...

Фигура матери Кумико качнулась дымком и растаяла.

– О, дорогая, – сказал Колин, – боюсь, я утомил нашу леди. Наша с ней пикировка – нечто вроде позиционной войны; только на уровне командных программ. Ситуация патовая. Разумеется, временно; я уверен, она без труда оправится...

Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку.

– Господи, – выдохнул он, – я уже было решил, что она мне ее оторвала.

– Она это и сделала, – сказал Колин, – но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить эту часть конфигурации.

Кумико, сделав несколько шагов, подошла к лошади. Вблизи она и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага.

– И что нам теперь делать?

– Убираться отсюда. Пойдемте, вы, оба. По коням! Кумико – вперед. Тик – назад. Тик с сомнением поглядел на лошадь:

– Сесть на это?

Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса.

– Но мы же должны быть в Токио, – запротестовала Кумико, когда они въехали в лес.

– Здесь все обрывками, – сказал Колин, – хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода...

Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. И все это было очень странным.

На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами.

– Смотрите, – сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом.

– Да, – отозвался Колин, – оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода...

– Колин! Ты видел? Женщина. Вон там...

– Да, – сказал он, не давая себе труда повернуть голову, – Анджела Митчелл...

– Правда? Она здесь?

– Нет, – ответил он, – пока еще нет. И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру.

–– Вам туда, – сказал Колин. – Тик отвезет тебя назад на одном из...

– Да ни за что, – запротестовал сзади Тик.

– Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. Что в данном случае одно и то же...

С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену.

Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и... и что-то еще.

Зазвонил телефон.

Глаза девочки тут же распахнулись.

Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и...

– Домосед, а, домосед, – сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, – что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель?

– Салли! Салли, где ты?

– В Нью-Джерси. Эй. Детка? Детка, что происходит?

– Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой!

– Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось?

– Мне столько нужно тебе рассказать...

– Давай, – сказала Салли, – это ведь моя монетка.

Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос:

– Вы думаете, это чертовски весело, а? Ха-ха-ха, и мы того же мнения! Мы думаем: в вас, ребята, просто тонны сраного веселья, так что давайте теперь повеселимся вместе!

Ничего не видно, только пламя над ховером.

– Мы просто уйдем, – сказала Черри у него за спиной, – возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. – Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. – Давай, Слик, что нам еще остается?

Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы киберпространства Муравейника. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу нечеткие темные следы – кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики.