Уильям Гибсон - Нейромантик

Старик снова отпил бренди.

– Подойди ближе.

Его рука с бутылкой дрожала.

– Выпей.

Молли покачала головой.

– Не бойся, не отравлено, – сказал старик, но поставил бутылку на столик. – Присядь. Садись на пол. Поговорим.

– О чем?

Молли опустилась на пол. Кейс почувствовал, как ее бритвы выдвинулись из-под ногтей. Совсем чуть-чуть.

– Обо всем, что придет в голову. В мою голову. Потому что сегодня мой вечер. Машины разбудили меня. Двадцать часов назад. Что– то происходит, сказали они, необходимо мое присутствие. Не ты ли то, что обеспокоило их? Хотя, чтобы справиться с тобой, я им не нужен, нет. Что-то еще... а я спал, слышишь, Молли? Тридцать лет. Тебя еще не было на свете, когда я в последний раз лег в сон. Меня уверяли, что в холоде нет сновидений. И еще мне говорили, что самого холода я не почувствую. Это бред, Молли. Ложь. Конечно, я видел сны. Холод позволял внешнему миру проникать в меня, вот как это было. Внешнему миру. Всему тому мраку, от которого я пытался укрыть нас, для чего и создал все это. Сначала это была капля, всего лишь капля, один гран мрака, холод принес его... За ней последовали другие, и стали наполнять мою голову, подобно тому, как дождь заполняет пустой пруд. Белые лилии. Я помню. Терракотовый пруд, зеркально сверкающие русалки из хрома, лучи закатного солнца блестят сквозь листву сада... Я стар, Молли. Если считать холод, то мне больше двух сотен лет. Холод...

Ствол пистолета неожиданно взметнулся вверх, рука, держащая оружие, затряслась. Мышцы ног Молли были натянуты как струны.

– Вы могли бы сжечь себя заморозкой, – сказала она осторожно.

– Здесь сжечь ничего невозможно, – раздражено ответил старик, опуская пистолет. Его скупые движения были откровенно старческими. Он клевал носом. С усилием он все же заставил себя держать голову прямо. – Ничего не сгорает. Я вспомнил. Машины сказали мне, что наш разум сошел с ума. Очень давно мы выложили за него миллиарды. В то время искусственный разум был еще очень пикантной темой. Я сказал машинам, что сам разберусь с ним. Неудачное время, в самом деле неудачное, потому что Восемь-Жан в Мельбурне и только наша дорогая Три-Джейн заправляет в лавке. Или, возможно, наоборот, очень удачное время. Может, ты знаешь, Молли? – Старик снова вскинул пистолет. – Что-то странное творится сегодня на вилле "Блуждающие огни".

– Босс, – сказала Молли, – вы знаете, что такое Зимнее Безмолвие?

– Имя. Вероятно, могущественного духа. Князя Тьмы, конечно же. В свое время, Молли, я знал немало князей. И не одну княгиню. Королеву Испанскую, например, прямо вот на этой постели... Но затем я начал скитаться. – Мужчина закашлялся, и пока он изгибался в конвульсиях, ствол пистолета дергался в его руках. Кашель был скверным, мокрым. Наконец старик успокоился и сплюнул на ковер рядом со своей босой ногой. – Я отправился в скитания. Через холод. Но очень скоро все это кончится. Я приказал оживить Джейн сразу после того, как проснулся сам. Удивительно – лежать десятилетиями рядом с законно разрешенным количеством своей собственной дочери.

Глаза старика уставились мимо Молли, в слепой экран серого монитора. По его телу прошла дрожь.

– У нее глаза Мари-Франс, – проговорил он наконец и улыбнулся. – Мы вырабатывали у нашего мозга особый вид аллергии к его же собственным нервным сигналам, получая в результате своеобразную имитацию направленного аутизма.

Голова старика начала клониться на бок, но он выпрямил ее.

– Теперь я понимаю, что сейчас подобное легко реализуется при помощи вживленных микрочипов.

Пистолет выскользнул из его пальцев и спокойно улегся на ковре.

– Сны разрастаются как ледники, – сказал Ашпул.

Лицо старика приняло голубоватый оттенок. Голова его откинулась на только того и ждущую спинку кресла, и он захрапел.

Хлоп – Молли вскочила на ноги и схватила пистолет, а затем иглострел. Прошлась по комнате с оружием в обеих руках.

За кроватью, на ковре, в большой блестящей луже густой, уже начинающей сворачиваться и подсыхать крови, горой высилось стеганое одеяло или перина. Отогнув край одеяла, Молли увидела что под ним лежит тело девушки – бледная кожа на плечах и лопатках испачкана кровью. У нее перерезано горло. Около ее головы в темной луже поблескивала широкая прямоугольная бритва. Молли опустилась на колени, стараясь не выпачкаться в крови, и повернула лицо мертвой девушки к свету. Лицо, которое Кейс видел в ресторане.

Где-то в глубинах происходящего прозвучал щелчок, и мир застыл. Изображение, передающееся из симстима Молли в деку, превратилось в стоп-кадр. Картинка держалась без изменения секунды три, потом мертвые черты начали расплываться, превращаясь в лицо Линды Ли.

Снова щелчок – перемещение взгляда по комнате. Молли поднялась во весь рост и посмотрела вниз на золотой лазерный диск, лежащий рядом с небольшим пультом на мраморной столешнице ночного столика. От пульта тянулся пучок тонких оптоволоконных кабелей, похожий на привязь, и исчезал в гнезде, вживленном в изящную шею.

– Я понял тебя, скотина, – сказал Кейс, ощущая, как его собственные губы неуловимо шевельнулись, где-то очень далеко. Он был уверен, что этот стоп-кадр устроил Зимнее Безмолвие. Молли, конечно же, ничего не видела. Она не видела, как лицо мертвой девушки подернулось пеленой и приняло очертания посмертной маски Линды.

Молли повернулась. Прошла через комнату к креслу Ашпула. Старик дышал медленно и хрипло. Молли посмотрела на столик, заваленный наркотиками и заставленный бутылками с выпивкой. Бросила пистолет на ковер, подняла свой иглострел, поставила оружие на стрельбу одиночными и очень аккуратно выпустила отравленную иглу в самый центр старческого опущенного века. Ашпул коротко вздрогнул, дыхание его на полувздохе оборвалось. Другой глаз, карий, невидящий, медленно открылся.

Этот глаз так и оставался открытым, когда Молли повернулась и решительно вышла из комнаты.

– Твой босс на проводе, Кейс, – сказал Котелок. – Он связался с нами через такую же "Хосаку" с яхты над нами, с той, что оседлала и поимела нас сзади. Называется "Ханива".

– Знаю, – рассеянно ответил Кейс. – Я видел.

Перед ним распахнулся прямоугольник белого света, заслонив собой айс "Тиссье-Ашпул"; с него на Кейса глядел спокойный, прекрасно контролирующий себя, но при этом совершенно безумный Армитаж – глаза его были пустые и бессмысленные, как пуговицы.

– Я рад, что Зимнее Безмолвие позаботился и о ваших агентах тьюринговой регистрации. Так же, как и о моих, – приветствовал Армитажа Кейс. Армитаж молчал. И пристально смотрел на Кейса. Кейс с трудом подавил в себе желание отвести глаза, прекратить эту игру в гляделки. – С вами все в порядке, Армитаж?