Анна Субботина - На пороге зимы

Элеонора плеснула по кубкам ещё вина. Сколько она себя помнила, об Оллардах говорили одно и то же: нелюдимы, неприветливы, надменны. Её мать сетовала на отца нынешнего маркграфа, бабушка — на деда. Элеонора всматривалась в резкие черты бледного лица и силилась вспомнить: человек, что сидел перед ней, не всегда был маркграфом Оллардом, у него было личное имя, которым его звали родители, друзья, жена… Но вспомнить не удавалось — будто у её собеседника осталось лишь родовое имя, чёрный бархат и меч на правом бедре. Будто он уже был одним из череды Оллардов на семейных портретах, отринув всё личное.

— Я знаю, что вы цените выше шестерёнок, — сказала она, отодвинув карту. — Своё имя и кровь.

— И как вы намерены это использовать?

— И в мыслях не было использовать вас, маркграф Оллард. — Элеонора чуть пригубила вино. Определённо, оно было лучшим, что удалось найти в погребах Эслинге. — Я лишь удивляюсь недальновидности Его Величества. Я много обдумывала сложившееся положение и, признаться, никак не могу постичь одну вещь. Раз в столице давно подозревали, что на Севере неспокойно, для чего сюда отправили вас — единственного наследника рода? Или Его Величеству было важнее, что вы единственный владелец механических мастерских и обширных земель?..

— Вы и мои земли уже посчитали?

Элеонора отставила бокал точно на середину вышитой салфетки и сплела пальцы в замок.

— Я многое посчитала, господин Оллард. В этом году Север принесёт короне одни убытки. Покрыть их можно, подняв налоги, что не понравится людям, или пополнив казну за счёт чужих богатств. Например, сослав их законного хозяина на войну с якобы дипломатическим поручением.

— Полагаете, император не ждёт моего возвращения?

Элеонора улыбнулась как можно любезнее:

— Будь император заинтересован в продолжении вашего рода, он навязал бы вам вторую жену и не выпустил из спальни, пока вы не исполнили бы свой долг.

Оллард отпил вина и усмехнулся:

— В таком случае я благодарен, что мне предложили всего лишь поездку на Север.

Элеонора снова разлила вино и не удержалась от колкости:

— Как вы пережили брачную ночь, маркграф?

— Превозмогал, — отозвался Оллард. В его глазах плясали озорные огни. — Вы пришли, чтобы обсудить мою супружескую жизнь? Уверен, ваша более красочна.

— Не сомневайтесь, — парировала Элеонора и отставила бутылку, не преминув игриво огладить горлышко. Не соблазняя, но дразня. — Так вот, раз вы в ссылке, значит, заинтересованы, чтобы вернуть расположение императора. А значит, мы можем быть полезны друг другу. Мир на Севере нужен нам обоим. Вместе мы добьёмся большего, чем порознь. Ваш отчёт императору позволит мне сохранить доброе имя, а вам — вернуть его.

— Предлагаете мне лгать?

— Всего лишь умолчать кое о чём. Ради ваших надежд.

— Надеяться — неблагодарное занятие. — Озорные огни в глазах погасли, словно болото затянуло ряской. — Однако прекрасное вино! Из погребов вашего отца, надо полагать?

— Да. Урожай того года, когда Его Величество взошёл на престол. Маркграф Оллард, послушайте меня. Я не знаю, через какие испытания вам пришлось пройти, кроме потери семьи, но вы ещё не стары, у вас впереди целая жизнь. Вы умны и талантливы. Я не верю, что у вас не осталось ни мечты, ни надежды.

Оллард медлил с ответом, и Элеонора уже собиралась убеждать его дальше, как он заговорил:

— Это у вас впереди целая жизнь, Элеонора, и я желаю, чтобы ваши надежды не рухнули, как мои. Чтобы ваш род не пресёкся, чтобы не пришлось видеть, как угасают ваши дети — медленно и неотвратимо. Чтобы не пришлось узнать, что их невозможно спасти и за всё золото мира. Не пришлось опустить над ними могильную плиту…

Маска шла трещинами, за ней ворочалась боль — потаённая, застарелая. Элеонора впервые видела Олларда таким и не удержалась — коснулась чёрного бархатного предплечья, желая поддержать. Оллард выдохнул и отвёл взгляд:

— Простите. Я не должен был вас волновать. Позавчера Агнет исполнилось бы тринадцать — возраст, после которого её жизни больше не угрожала бы болезнь. Забыть об этом труднее, чем кажется.

Элеонору уколола мысль: если бы двадцать лет назад их отцы договорились, всё сложилось бы по-другому. И Север был бы не нужен — она правила бы огромным Оллардовским маркграфством, пока супруг сидел бы над чертежами.

Рука под чёрным бархатом напряглась, и Элеонора медленно убрала пальцы, но не отвела взгляд от бледной кожи, обтянувшей костяшки и суставы. Голубые ветви вен, пятно от чернил на безымянном пальце, от масла — на большом и указательном. Полоска кипенно-белой рубашки, угольно-чёрный рукав, снова белое — в вороте… Волосы — тёмный камень, глаза — мох, кожа — снег, пронизанный голубоватым льдом вен. Сведи её судьба с этой ледяной глыбой, осталась бы она прежней Элеонорой?..

— Я вам не враг, маркграф Оллард, — негромко проговорила она. — Стоя на одной стороне, мы можем многое.

— Элеонора, — отозвался Оллард устало, — вам нужна моя помощь? Попросите. Обсудим. Только не нужно навязывать мне выгоду — у вас нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.

Элеонора улыбнулась, прислушалась к голосам за дверью и небрежно смахнула со стола карту и письмо Ардерика. Пора перейти к делу.

— Вы ошибаетесь. Я кое в чём солгала вам. Мне есть что предложить. И отказаться будет крайне неразумно с вашей стороны.

Воздух дышал весной: сыростью, талой водой и особым прелым теплом. Под снегом и палой листвой просыпались корни и семена. Элеонора вдохнула полной грудью и — в который раз за последние дни — положила ладонь на живот. Наконец она была уверена — наследник будет! Дни были сосчитаны и перебраны, как зёрна для посева. С близости с Тенриком и Ардериком прошло два с половиной месяца, из них полтора — с последней битвы за Эслинге. Последние недели Элеонору мутило, по утрам она поднималась с тяжёлой головой, даром что спала и днём. Поясницу тянуло, но не так, как в лунные дни. Сами же дни не приходили вовсе, и нельзя было списать задержку на ужасы осады.

Порой закрадывались мысли, что под сердцем может расти не сын, а дочь, да и ту сперва надо доносить. Элеонора гнала сомнения, как жадных грачей с поля. Женщины Таллардов всегда легко вынашивали младенцев, а что до дочери… Нет, просто не может так не повезти.

Теперь бы родить в срок, чтобы ни один злой язык не посмел позорить наследника… Элеонора прикрыла глаза, чутко вслушиваясь в подступающую весну. Не время для сомнений. Урожай считают по осени, а сейчас время сеять зёрна и лелеять слабые ростки.

— Госпожа! — Бригитта слегка запыхалась, поднимаясь по лестнице. — Господин барон прислал ещё овец!