Пол Андерсон - Пришельцы с Земли

Анхсенамен поднялась на корму и посмотрела вперед. Было меньше смертей, чем она ожидала, но пять трупов перекатывалось по палубе, и много было раненых. Кровь забрызгала доски, и под жарким бормотанием ветра слышались стоны. Неуправляемая галера тяжело дрейфовала на юг.

Тоас подошел к Анхсенамен, улыбаясь и вытирая клинок.

— Ты все сделала хорошо, — сказал он. — Можно было подумать, что ты всю жизнь была царицей пиратов.

— Ты… я… Это было делом жизни и смерти для меня, ты знаешь, — прошептала она и хотела добавить, что его смерть тоже что-то значила бы для нее.

— И ты можешь решительно действовать в нужную минуту, — сказал он. — Анхсенамен, забудь мои слова, сказанные сегодня утром. Хорошо?

Она постаралась скрыть свое смущение:

— Как быстро ты подавил восстание!

Он покачал головой.

— Если им не дать времени на подготовку, то это только глупая толпа, которую несколько решительных людей могут быстро разогнать. Большую часть времени мы работали мечами. Нам скоро будут нужны все наши люди, — мрачно добавил он.

— Ты думаешь, они схватят нас, да?

— Очень может быть. С уставшими людьми, да пятью мертвыми, и еще ранеными, и этот проклятый ветер навстречу, и… Ну, офицер фараона может погрузить две сотни солдат в смены по пятьдесят человек — это вдвое или втрое больше, чем нас, — да еще и использовать их в работе наполовину меньше, чем вынуждены мы. Все, что позволило нам уйти так далеко, — это задержка, после которой они начали преследование и которая не может быть слишком продолжительной.

— И что случится, когда они догонят нас?

— Они возьмут нас на абордаж, конечно, если только мы не будем настолько сумасшедшими, чтобы раньше взять на абордаж их, а потом мы будем драться с ними врукопашную. Что еще случается, когда бывает битва кораблей, пока один не сожжет другой?

— И мы не сможем ничего сделать?

— Я не знаю, Анхсенамен, я не могу сказать. Возможно, мы сумеем проскользнуть мимо них в темноте, если боги дадут нам жизни до ночи. Возможно, мы покинем все вместе корабль и попытаемся переодетыми добраться до Мемфиса и заплатить за проезд до Кипра. Возможно, мы остановимся, будем драться и победим. — Рот Тоаса скривился в усмешке. — Все это звучит не очень правдоподобно, да?

— И если нас схватят…

— Ты должна сделать свой выбор. Что до меня, то я не собираюсь сдаваться живым.

Она медленно кивнула, и он увидел, как ее тонкие плечи выпрямились. Она спокойно сказала:

— Это неправильно. Найди мне лодку и позволь мне дожидаться их на реке.

— Что? — крикнул он. — Ты оставишь нас и вернешься к… К тому, что ожидает меня, если я останусь с тобой.

Она улыбнулась, но он увидел, как дрожат ее губы.

— Мне нет никакого смысла оставаться здесь, а твоей жизни — всем вашим жизням — пропадать. Позволь мне вернуться, так, чтобы ты мог уйти с драгоценностями, и помни меня, Тоас.

Он удивленно покачал головой в шлеме.

— Я никогда не пойму тебя, девочка, — сказал он. — Ты поставила два царства за их головы и плыла к открытому морю с шайкой головорезов вне закона, утащила богатства Египта из-под носа у фараона, чтобы оплатить свою дорогу, — а теперь ты отказываешься от маленького шанса, что у тебя есть, уходя с дружественного корабля к людям, которые хотят тебя убить.

Затем он решительно продолжил:

— Но это неправильно, моя дорогая. Это небольшое дело: несколько мертвых дворцовых стражников и кража тебя, и все хлопоты, которые мы доставили царю, и вся добыча, которую мы от него получили, — он будет гнаться за нами и будет прав! — Он положил руку на ее плечо и улыбнулся. — Нет-нет, оставайся со мной, девочка.

Она вздрогнула всем телом от твердости его панциря. Он нежно погладил ее волосы и поцеловал в лоб.

Она тихо засмеялась и прошептала:

— Так любят Люди Моря?

Он ближе придвинулся к ней, но вспомнил, что за ними наблюдает целый корабль красноруких грубиянов, и отпустил ее.

— Позже, — сказал он мягко и радостно. — Но ненамного позже, моя дорогая.

Пепи, ухмыляясь, поднялся по лестнице.

— Это призвание — быть капитаном, мой господин Тоас! — сказал он. — Это умение руководить людьми, — если они не идут за тобой сами, — побить некоторых из них по их толстым черепам. Хи-хи! Слушай раба, наставляющего капитана. — Он сидел на корточках перед ними — черный паук на солнечном свету. — Но что теперь, а? Как мы избавимся от наших друзей?

— Мы не сможем этого сделать, я думаю, пока ты не придумаешь какой-нибудь план, — сказал Тоас.

Пепи почесал в затылке.

— Нет. Нет никакого плана, мой господин, ни одного. Мой бедный ум совершенно притупился из-за этой тошнотворной качки. Я могу только предложить, чтобы мы снова начали грести, вместо того чтобы говорить об этом.

— Хм, да. Дай людям минуту-другую отдохнуть. Я думал, однако, об этом. Ты достаточно хорошо знаешь Египет, Пепи. Каковы наши шансы проскользнуть на берег под видом простых крестьян?

— О, как и шансы выбросить тысячу шестерок подряд, играя в кости. Ты не думаешь, что весь Египет выйдет на улицы ради нашей крови и награды, назначенной фараоном? Как ты обманешь даже глупейшего из феллахов, обрядив кого-то из нас в его наряд? Нет, я умру на борту корабля, спасибо, и потом кто-нибудь еще съест рыбу, которая съест меня. Хи-хи!

Тоас устало кивнул. Ветер шевелил перо на его шлеме — ветер, жаркий, сухой ветер Египта, проклятый ветер, дувший с севера.

— Мы можем снова отправиться дальше, — уныло сказал он.

— Мы можем убежать от них даже сейчас, ты знаешь, — сказал Пепи. — Или, если мы должны принять бой, — ну, если ты можешь сделать так, как сделал только что, мой господин капитан, я не возражаю. Кого вы, критяне, называете Аписом — быка Миноса? Да, ты стоял, смотрел на них и пронзал их клинком, как сам бык Миноса.

Тоас снова обратился мыслью к Кипру, к крупному рогатому черному скоту, который пасся на диких высокогорных пастбищах его отца, и к священным боям быков, еще устраиваемым некоторыми из изгнанных критян каждый год. «Если он был единственным быком, если остальные были людьми, которые бежали, кричали и падали под копыта и рога, доставь Анхсенамен домой на Кипр…»

Вдруг он встал совершенно неподвижно, и они смотрели на него, ничего не понимая. И девушка думала, что ей знакомо такое выражение лица, выражение лица человека, который видит божественное откровение. Ее отец бывал таким очень часто, возвращаясь из храма Атона, — но у Тоаса был более сильный Бог, и она, дрожа, перебирала пальцами амулет на шее.

— Бык, — тихо сказал он. — Эй, эй, ради всех богов, черный бог со старого Крита!

— Что? — сказал Пепи.

Тоас повернулся и крикнул своим людям. Бросили якорь, блеснул металл. «Но это плотнические инструменты», — изумленно подумала Анхсенамен. Они распиливали каюту и палубы, они толпились в смятении тел и голосов, а Тоас носился среди них подобно разбушевавшемуся урагану.