Роберт Блох - Неприкрытый мираж

Озеро. Пока он с трудом следовал за неуклонно шагающей вперед фигурой Чака, он задавался вопросом, что произойдет, если - как в старых космических романах, - инопланетяне действительно вторгнутся на Землю. Они, вероятно, отправят разведчиков в первую очередь, возможно одного или двух за раз, на небольших судах. Если исходить из предположения, что их органы чувств примерно соответствуют человеческим и дают сходные ощущения, что смогут они понять во время полета над Землей на высоте нескольких сотен миль?

Первое, что они бы отметили, что поверхность Земли покрыта более трех четвертей водой и меньше четверти занимает суша. Итак, логический вывод: если на этой планете есть какая-либо жизнь, то шансы три к одному, что это морская жизнь, или, в лучшем случае, земноводная. Жители великих морей должны быть высшими и наиболее разумными формами жизни. Покори рыб и правь миром. Это очень разумная идея.

Но бывают моменты, когда высокий смысл не имеет преимущественной силы. И если нельзя ожидать, что инопланетяне могут постичь существование человечества, тогда как человечество может познать инопланетность?

Короче говоря - была ли жизнь на этом астероиде, которую Барвелл не мог обнаружить?

Если есть жизнь, есть надежда. Но у Барвелла не было надежды. У него была просто предпосылка. Что-то сокрушило их космический корабль. Откуда это взялось, куда оно ушло? Как это связано с жизнью, какой он ее знал, как она отличалась? А пустыня - это пустыня? Горы не были горами. И мираж был...

Чак до сих пор не тратил впустую слова, даже непристойные. Он просто повернулся и схватил руку своего партнера с помощью пластиковой и металлической перчатки. Сильно сжал ее, повернулся и указал свободной рукой. Указал прямо вперед, на головы в песке. Да, они были здесь.

Барвелл мог поклясться, что голов там не было еще минуту назад. Но они были, вырисовывались на фоне обжигающей поверхности, где-то с милю впереди них. Даже на таком расстоянии изумрудные глаза блестели и сверкали, блестели и сверкали, что не под силу ни одному миражу.

Четыре огромных каменных головы с изумрудными глазами. Видимые им обоим; видимые им сейчас.

Губы Чака сформировали предложение внутри пузыря. 'Продолжай смотреть на них', - сказал он.

Барвелл кивнул. Двое мужчин медленно двинулись вперед.

Их пристальный взгляд был сосредоточен на ярком пламени чудовищных изумрудов. Барвелл знал или думал, что знает, что видел сейчас Чак. Богатство, огромное богатство.

Но он увидел кое-что еще.

Он увидел всех идолов из всех легенд; идолов с драгоценными глазами, которые шевелились, пошатывались и ходили среди людей, распространяя разрушение с проклятием. Он увидел массивные монолиты Стоунхенджа и великие фигуры острова Пасхи, и каменный ужас под волнами затонувшего Р`льеха. И волны снова напомнили ему об озере, озере для инопланетян, которые могут неправильно понять и истолковать формы жизни Земли, и это, в свою очередь, вызывало любопытную концепцию. Когда-то был человек по имени Успенский, который размышлял о возможности разнообразия времени и разных показателях его продолжительности. Возможно, камни тоже живут, но в бесконечно медленном темпе по сравнению с плотью, так что плоть не знает о чувствах камня.

Какую форму может принять жизнь, если она выкована в огне, если она рождается из пламенного чрева вулкана? Эти великие каменные головы с изумрудными глазами...

И все это время они приближались, медленно приближались к ним. Каменные головы смотрели и не исчезали. Изумруды пылали и сверкали, и теперь Барвелл больше не мог думать; он мог только смотреть, и попробовал старый трюк снова. Прохладный поток сознания ждал. Маленькие вихри мыслей закружились в водовороте.

Изумрудные глаза. У его любви были изумрудные глаза, иногда бирюзового, иногда дымчатого нефрита, но его любовь не была каменной. И она была далеко, а он был здесь один в этой пустыне. Но это не то место, где он хотел бы погрузиться обратно в поток, использовать причудливые мысли, чтобы отогнать еще более причудливую реальность. Думай обо всем, кроме изумрудов, думай о давно забытых звездах давно забытой формы искусства, о кинофильмах; вспомни о Перл Уайт, Руби Килер и Джуэл Кармен, о чем угодно, кроме изумрудов, думай о Даймонде Джиме Брэйди и о сказочных камнях в истории, которые мужчины вырывали из Земли из-за любви к женщине. Любовь только вокруг Кохинур. Вера, бриллиант надежды, и милосердие...

Изумрудные глаза... Эсмеральда и Горбун из Нотр-Дама... Хьюго называл Нотр-Дам де Пари... огромный собор с каменными смотрящими горгульями... но камни не смотрят... или не так? Изумруды смотрели.

Барвелл моргнул, качая головой. Он поднял глаза, заметив, что Чак побежал, приближаясь к четырем фантастическим монументам в песке. Хрипя и тяжело дыша, он последовал за ним. Чак не видел то, что видел он - это было очевидно. Даже в момент смерти он хотел эти изумруды. Даже в момент смерти...

Каким-то образом Барвеллу удалось догнать своего спутника. Он вцепился в его рукав, останавливая его. Чак уставился на него, покачивая головой и произнося слова.

- Не подходи ближе!

- Почему нет?

- Потому что они живые!

- Ерунда. - Это было не то слово, которое использовал Чак, но Барвелл угадал его значение.

- Они живые. Разве ты не видишь? Живые скалы. С их огромным весом эта пустыня подобна воде, как озеро, в которое они могут погрузиться по своему желанию. Погрузиться и снова появиться до шеи. Вот почему они исчезли, потому что они плавали под поверхностью...

Барвелл знал, что он тратит драгоценный кислород, но он должен был заставить Чака понять.

- Должно быть, они схватили наш корабль, подняли его, чтобы осмотреть, а затем выбросили.

Чак нахмурился и сказал другое слово, которое означало: 'Чепуха'. Он освободился.

- Нет - не - подходи ближе...

Но у Чака был дух первопроходца. Рефлекс 'схватить-сцапать-ударить-ограбить-изнасиловать'. Он видел только изумруды; глаза, которые были больше, чем его живот.

И он пробежал последние пятьсот ярдов, двигаясь по песку к четырем смотревшим головам, которые ждали, смотрели и ждали. Барвелл побежал за ним - или попытался бежать. Но он мог только тяжело плестись, отмечая при этом, что огромные каменные головы были разъедены и выветрены, но не вырезаны. Ни один человек и ни один мыслящий инопланетянин не мог изваять эти образы. Потому что они были не подобием, а действительностью. Камень жил, камень чувствовал.

И изумрудные глаза манили...

- Вернись! - Кричать было уже бесполезно, потому что Чак не мог видеть его лица за пузырем. Он мог видеть только огромные лица перед собой и изумруды наверху. Его собственные глаза были ослеплены голодом, жадностью, достижением своей цели.