Геннадий Логинов - Наёмный самоубийца, или Суд над победителем [сборник рассказов]

— Ну, почему же, беспокоимся. Просто этим вопросом занимаются другие. Ты, наверное, слышал истории о поездах-призраках и прочих освобождённых. Я делаю свою работу, другие — свою, — терпеливо пояснил гигант.

— Но всё-таки ты не вполне был честен. И корабли-призраки, и поезда-призраки иногда попадаются на глаза людям. Значит, даже если допустить, что вы все собрались здесь добровольно, а не пытаетесь назвать свободным выбором то решение, которое было принято кем-то за вас кем-то другим, кто-то возвращается обратно, не разделяя ваших желаний и чаяний, — предположил «Надёжный».

— Ничего это не значит. Иногда для их возвращения есть обоснованные причины. Например — подготовка Врат в тех или иных местах. Конечно, теперь ты можешь подумать, что мы всё-таки «повинны» в том, что помогаем кому-то спастись, но на самом деле на единицы недовольных приходятся сотни желающих. На самом деле, создавать Врата совсем необязательно, это просто помогает расколоть скорлупу тем, кто к этому готов. Но отторжение происходит и без этого. А иногда те, кто чужд здесь, этой среде, — точно так же отторгаются уже и отсюда, — всё так же неспешно поведал Встречающий. — Вообще это вполне нормально, что сейчас ты задаёшь подобные вопросы. Так не всегда, но иногда бывает. Со временем ты привыкнешь и будешь думать иначе. Не как самоуверенный подросток, полагающий, что его мнение верно и неоспоримо во всём, везде и всегда, а те или иные устоявшиеся идеи ошибочны лишь потому, что им следует большинство.

— Я не собираюсь здесь оставаться и к чему-либо привыкать. И дело не в том, что я — какой-то ярый индивидуалист. Просто для меня сейчас гораздо важнее судьба моего капитана и его команды. Так, всё-таки, где они? — настойчиво повторил рыболов.

— Я не знаю наверняка, что именно происходит с людьми во время отторжения. И надо полагать, что ничего хорошего для них. Техническая сторона этого вопроса меня никогда особенно не интересовала. Почему это не сказывается на рыбах и прочем подобном, мне тоже неведомо, но я полагаю, что дело здесь не только в наличии сравнительно развитого разума, которым обычные представители подводной фауны не обладают. Отторжение само по себе выбивает из колеи, но если вернуться сразу по прибытии, до тех пор, как та среда будет готова принять тебя, а эта отторгнуть, люди могут снова оказаться на борту. Иногда — живые, здоровые, но не помнящие ничего из того, что с ними случилось, и не понимающие, как прошло то время, пока они отсутствовали. Иногда — они могут сойти с ума или погибнуть. А иногда могут и не появиться. Всё это само по себе случается крайне редко и бывает по-разному, — выждав паузу для того, чтобы «Надёжный» сумел осмыслить сказанное, он продолжил: — Но для тебя это будет огромным риском. Если у твоих обожаемых людей ещё будут какие-то шансы, то сам ты, скорее всего, утратишь свою самостность и станешь обычным плавучим корытом без личности и сознания.

— Весь этот маразм противоречит всем известным законам природы, — с трудом осмысливая услышанное, поделился впечатлением рыболов.

— Вот именно: это противоречит лишь тебе законам природы. А если исходить из известного людям, то рыболовецкого судна, возомнившего себя потомком драккаров, вообще не может существовать, — всё-таки не сдержался и съязвил Встречающий.

— Ну допустим. А как же те, кто отлучается отсюда по делам? — поразмыслив, осведомился корабль, желая составить как можно более полную картину.

— Они уходят отсюда уже тогда, когда пообвыкнут. Тогда уже риска нет, как, впрочем, и шанса на счастливое возвращение экипажа. Иногда, правда, на борту, как некое остаточное явление, проявляются миражи, повторяющие то, чем когда-то на самом деле занимались те, кто когда-то там ехал, летел или плыл, — доброжелательно и с сочувствием, словно наивному ребёнку, ответил колосс. — Советую тебе как старший: не делай глупостей, брось ты эту затею.

— Я имею право на собственные ошибки, — заверил «Надёжный». — Расскажи мне, как вернуться обратно.

— Если хочешь, — внезапно прозвучал новый голос, в котором звучала вся глубина прожитых веков. — Я помогу тебе в этом. Но за последствия — не ручаюсь.

Корабль не сразу осознал, кто обращается к нему на этот раз, но вскоре застыл, поражённый догадкой, которая тотчас же подтвердилась.

— Всё верно. Я — сам океан. Обычно я просто наблюдаю со стороны за тем, что происходит во мне и вне меня в мире, но иногда — как, например, сейчас — могу высказать своё скромное суждение. Так уж вышло, что мне слегка интересны твои мотивы. И я хотел бы спросить: малыш, что тебе до людей? Я существовал ещё до того, как во мне появились первые рыбы, до того, как на Земле появился первый человек, следил за тем, как были построены первые на свете пирамиды или как ушла под воды Атлантида. А люди и остальные суетились, размножались и умирали. Я видел, как они сооружали и выпускали в плаванье тебя лично и многих подобных тебе. И я повторяю: что тебе до них? Их цивилизации, возникающие и гибнущие, живут всего лишь жалкое мгновение. Конечно, и вы, на мой взгляд, существуете немногим больше если и не всего человеческого рода, то, во всяком случае, отдельно взятого человека. Вы тоже живёте один жалкий миг, рождаетесь в верфи, сходите на воду и суетитесь, пока людям есть от вас какая-либо польза. Возможно, хотя бы это немного объясняет, почему они так важны для тебя, но ведь при этом они совершенно не важны для многих других, — продолжал могучий и деликатный голос, подобный латной рукавице в шёлковой перчатке.

— Я не буду говорить за всех. И не стану претендовать на истину в последней инстанции. Говорю лишь от себя и лишь то, как сам это вижу. Им — неприятна сама мысль о том, что кто-то решает что-то за них и использует в личных целях. Забыв, однако же, о том, что, если бы у людей не было личных целей, они не строили бы нас, не запускали в воздух самолёты и не спускали на воду корабли. Особенности отношений создателей и созданий, конкретно взятых людей и людей вообще, вопросы долга и ответственности одних перед другими пока оставим в стороне. В данный момент меня интересует не всё человечество в целом, а вполне конкретные люди — Лейф Сигурдссон, Ульве Асмундсон и остальные, кто был у меня на борту. И если верить тому, что было сказано, то время дорого. Поэтому, если только возможно, я попросил бы не откладывать моё возвращение, — не колеблясь ни секунды и не взвешивая возможности и риски, поторопил «Надёжный».

Если имелся хотя бы мизерный шанс спасти экипаж, без единого шанса спастись самому, — то он, не раздумывая, был готов заплатить эту цену. Свобода виделась для него не просто как возможность совершать всё, что заблагорассудится и когда заблагорассудится, не считаясь ни с кем никогда, но и как право возложить на себя какие-либо добровольно взятые обязательства, придерживаясь их не потому, что не можешь поступить иначе, но потому, что желаешь поступать именно так. Свободомыслие заключалось не в том, чтобы из фанатика одной идеологии превратиться в фанатика другой, но в том, чтобы иметь возможность выбирать свой путь осознанно и без давления. И даже предвидя, что может пойти ко дну, он был готов потонуть со знанием того, что, во всяком случае, плыл верным курсом в сторону берега.