Уилл Макинтош - Фоллер

Его «БМВ» наткнулся на бордюр и вылетел на тротуар. Питер остановился как раз вовремя, чтобы не врезаться в здание.

Где-то в стороне реки кричали люди. Крики были ужасающими. Питер хотел отсидеться в своей машине и попытаться понять, что он только что видел, но, похоже, кричали люди, которым нужна была помощь. Он выскочил из «БМВ» и бросился на шум.

Сингулярности. Эти миллиарды пятен, которые он видел в тот момент, были сингулярностями, нанизанными на сложную структуру.

Проходя под широкими тенями высоток, он пересек Одиннадцатую авеню и обнаружил толпу в квартале от себя, на Двенадцатой. Люди таращились на реку.

Приблизившись, он сразу заметил, что от обычного темно-серо-зеленого цвета Гудзона не осталось и следа: река приобрела светло-голубой оттенок и теперь сливалась с небом. Это была иллюзия, какое-то странное отражение неба, маскирующее воду… и побережье Нью-Джерси на другой стороне.

Подойдя еще ближе, Питер замедлился. Люди, казалось, совсем потеряли рассудок, а иллюзия бледно-голубого неба, на месте которого должен был быть Гудзон, только усиливалась. Там, где должен был быть Хобокен, плыло огромное, волнистое облако.

Он добрался до толпы, собравшейся метрах в пяти от неровного края бесконечной пропасти, которая начиналась на половине того, что когда-то было Двенадцатой авеню. Внизу не было ничего, кроме неба.

Питер продолжал идти, пробираясь сквозь толпу и обломки Двенадцатой авеню. Он хотел уйти как можно дальше, пока не выбьется из сил и не упадет.

Он увидел, что натворил.

Внезапно Питер повернулся и направился прямо к обрыву, пробираясь мимо тысячи рыдающих, кричащих, испуганных людей. Дважды он спотыкался и падал.

Питер поднял кусок бетона размером с кулак и, бросив его с края, наблюдал, как тот падает. Это было невозможно, потому что он стоял на участке Манхэттена, который не падал. Но по всем законам должен был.

В кабине пилота грохотала музыка — было тяжело сосредоточиться. Но Фоллеру необходимо было сосредоточиться. От попыток вспомнить все, чему его учил двойник, у него болела голова. Это будет чудо, если он сможет приземлиться, не вызвав подозрений или не убив себя и Пенни. Во время тренировок он чувствовал себя более расслабленным. И голову не разрывало от этой громкой, адской музыки.

— Можешь ее выключить? Это ужас какой-то.

Пенни выключила плеер.

— Спасибо.

— Это не ужас, — сказала Пенни.

— Еще какой.

Она положила обратно свои ярко татуированные руки.

— Я знаю, что до того, как тебе стерли память, Iron Lives была одной из твоих любимых музыкальных групп.

— Значит, у меня был ужасный вкус.

Откуда-то шел неприятный запах. Разве трупы начинают пахнуть только через три дня? Наверное, да, если находиться рядом с ними в замкнутом пространстве.

— Что еще ты обо мне знаешь, кроме того, что я был самым крупным массовым убийцей в истории?

— Ты был гением. Ты взял бритву, разрезал воздух и вытащил из раны бога.

Как лирично.

— Но я не знал, что бог сделает это, когда я его выпущу?

Пенни пожала плечами.

— Мелисса говорит, что нет. Вулкофф рассказывает всем, что ты терпеть не мог потерь, поэтому спустил собак на всех — как на друзей, так и на врагов.

Если это правда, он был монстром. Правда, вся информация Пенни была получена ей самой от Уго Вулкоффа. А тот точно был монстром.

Он достал рацию.

— Что ты делаешь? — спросила Пенни.

— Звоню Мелиссе. Я хочу понять, почему я спустил всех собак. Мне все равно нужно в этом попрактиковаться.

Мелисса ответила сразу.

— Как же я все-таки разрушил мир? Я хочу понять, — сказал Фоллер.

Голос Мелиссы стал нехарактерно мягким:

— До того как Уго выпустил свой вирус затмения, мы пытались остановить войну. Тебе не хватало времени, и ты сделал все возможное. Ты самонадеянный мудак, но не психопат. Ничего подобного. Психопат — это Уго.

Питер рассмеялся.

— Я никогда не думал, что буду благодарен за то, что меня назвали самонадеянным мудаком.

— Всегда пожалуйста.

Он одновременно и завидовал Мелиссе, и жалел ее за то, что она все помнила.

— Из-за чего ты стала меня ненавидеть?

Она цокнула языком.

— Я тебя не ненавижу. Я злюсь на тебя. Ты был очень импульсивный. Ты и сейчас импульсивный. Наверное, сложно учиться на своих ошибках, если ты не можешь их вспомнить.

— Мы развелись до того, как я совершил большую ошибку. Что я сделал? Почему мы разошлись?

Когда она наконец ответила, ее голос был полон эмоций:

— Ты лгал мне.

Фоллер кивнул, но тут же вспомнил, что Мелисса не может его видеть.

— Прости, что лгал тебе, даже если я не знаю, насчет чего.

— У тебя не было выбора. Мне потребовалось много времени, чтобы это понять.

Они приближались к месту назначения.

— Могу я поговорить с Бурей? — Фоллер не хотел, чтобы Буря думала, что он позвонил исключительно для того, чтобы поговорить с Мелиссой.

Даже через все эти километры он услышал, как Мелисса закашлялась. Ее голос стал очень тихим, настолько, что он едва смог расслышать ее слова:

— Ты хоть представляешь, каково это для меня, видеть вас двоих вместе?

Ее слова поразили его.

— Нет, Мелисса. Честное слово, нет.

— Оставайся на линии.

— Мелисса, подожди.

— Привет, — это была Буря.

Фоллер попытался собраться.

— Я просто хотел услышать твой голос, прежде чем сделаю это.

— Это так странно. Я говорю с тобой, но тебя здесь нет.

— Знаю. Тем временем я лечу на машине, которая действительно работает. Не уверен, будет ли этот мир лучше или хуже, чем тот мир, в котором мы встретились.

— Я тоже.

— Весь этот план, вероятно, провалится. Мелисса говорит, что я по сравнению с ними простак.

— Ты во всем разберешься. А если нет — беги и прячься, а мы придем за тобой.

В тысяче метров под ними распростерся мир Уго — небольшие здания, дороги и немного лесистой местности.

— Хорошо, теперь я попрощаюсь, потому что как только откроется этот люк, я больше не смогу с тобой поговорить, — сказала Пенни.

Фоллер сжал ее руку.

— Спасибо.

Пенни протянула ему громкоговоритель.

— Они ожидают, что ты выйдешь на связь, прежде чем приземлиться.

Фоллер, как его учил Один-Тридцать-Один, включил микрофон и сказал:

— Алло?

— Кто это? — раздался раздраженный мужской голос.

— Это Один-Тридцать-Один, — Фоллер напрягся, надеясь, что двойник не дал ему ложную информацию о том, что они называют себя по номеру (несмотря на обещание Фоллера вернуться и отрезать ему ноги, если он его обманул).

— Что ж, герой ты или нет, но с каких пор правильным окликом стало слово « алло», Один-Тридцать-Один?

— Простите. Я не в себе после травмы. Падая, я ударился головой. Дезориентирован и частично потерял память.