Таис Сотер - Птица в клетке

Открыв глаза, я удивилась, каким нечетким и смазанным было лицо лонгийца передо мной. Все плыло. Он что-то говорил, но я не могла различить смысл слов.

— Ты не должен быть здесь, — пробормотала, вяло ворочая неожиданно отяжелевшим языком. Во рту появился неприятный металлический привкус. — Тебя ждут дома. Тебя ждут… Наверное, так хорошо.

В голове все сильнее и сильнее пульсировала боль. А потом она взорвалась, и мир вокруг исчез в ярких белых вспышках.

У всего есть предел. Предел моего дара был обнаружен в этот день. Меня доставили в клинику спустя десять минут после потери сознания. Эпилепсия и судороги могли причинить вред моему телу, но лонгиец, что был со мной, вызвал «скорую» и позаботился обо мне в первые минуты припадка. Правда, к тому времени, когда пришлось объясняться с врачами, его уже не было.

Меня привезли в больницу, где работала Алана, но о том, что я стала пациенткой клиники, она узнала через полчаса. Первый же медицинский осмотр выявил причину припадка — внутримозговая опухоль. Доброкачественная опухоль в височной доле развивалась медленно, в течение полугода или чуть больше, но дала о себе знать только сейчас.

Операцию провели сразу после того, как получили мое согласие на хирургическое вмешательство. Слишком высока была вероятность нового припадка, грозившего кровоизлиянием в мозг, поэтому тянуть было нельзя. Подобные операции были редки на нашем острове с населением около полумиллиона человек, но меня решили не везти в крупный медицинский центр, а довериться местным хирургам, тем более что медицинская аппаратура в клинике была на высокотехнологичном уровне. Саму операцию я не помнила — меня погрузили в искусственный сон, а когда я проснулась, единственным свидетельством вмешательства были выбритый левый висок и проходившая по нему тонкая полоска шрама, покрытая прозрачной защитной пленкой. Мои же способности были все еще со мной.

На следующие сутки я уже могла сидеть в кровати и принимать гостей. Правда, видеть кого-то кроме Кронберг пока не хотелось.

Алана была необыкновенно расстроена и подавлена.

— Ты никогда не говорила, что плохо себя чувствовала.

— Все было нормально, — пожала я плечами, — не считая головных болей. Но мне казалось, что они начали проходить.

— Опухоль в височной доле. Должны были быть симптомы: галлюцинации, видения, голоса…

— Ну, они, собственно, и были, — фыркнула я, — почти всю мою жизнь. Как я могла понять, что теперь дело не в даре?

— Ох, и в самом деле… — спохватилась Кронберг.

Она уселась на мою кровать и осторожно, словно я была из стекла, обняла меня.

— Полгода. Опухоль появилась полгода назад. Ты понимаешь, с чем это связано?

— Да, понимаю. — Я отвела глаза.

Медицинская страховка позволяла пройти дополнительное обследование для выявления причины заболевания, но я от него отказалась. Причина была одна.

У эсперов, чей дар чрезмерно эксплуатировали, нередко бывали инсульты, неврологические нарушения, а порой и внутримозговые опухоли. Я использовала телепатию и эмпатию на пределе своих возможностей и тем самым спровоцировала болезнь, от которой могла умереть. Врачи уверили, что злокачественных образований не обнаружено и последствий и рецидивов быть не должно. Но я знала: продолжи я и дальше использовать эмпатию и телепатию для того, чтобы влиять на других людей, это снова уложит меня на больничную койку и в конечном счете сведет в могилу. А умирать я не хотела. Но и жить без своих способностей не умела, да и не желала. Значит, мне нужно было постоянно себя ограничивать и стараться не использовать внушение.

Я не могла применять свое единственное оружие именно тогда, когда мне это было необходимо.

— Эрика, мне сказали, что ты с кем-то была, когда у тебя был приступ… Это был Том? Почему он не сообщил, что тебя отвезли в больницу? — Алана встревоженно провела ладонью по моему лицу, заглядывая в глаза.

— Не Том. Это был лонгиец.

Кронберг вздрогнула.

— Что? Зачем он здесь?

— На нем был чип, так что я не знаю. Он сказал, что ему приказали следить и, если это будет необходимо, устранить.

— Ты в этом уверена? Неужели Альге может пойти на это?!

— В моей голове хранится много его тайн, — тихо напомнила я.

Алана, как и я, сразу поняла, что бежать бесполезно.

— Мы должны сообщить в полицию, — в отчаянии предложила она.

— Если полиция начнет копать, они могут узнать обо мне.

— Да если и так? Здесь нет рабства, и лучше работать на Космосоюз, чем умереть.

— В Космосоюзе нет рабства, но есть симарглы, которые убивают и похищают таких как я. Ты не думала, как скоро они выйдут на нас? Это не выход.

— Но мы не можем просто сидеть и ждать, пока случится что-то плохое.

Больничная дверь с легким шорохом отъехала в сторону, заставив нас вздрогнуть, и на пороге комнаты возник робот — местная больница экономила на медицинском персонале, заменяя медсестер ловкими, но не особо умными железяками. Их делали похожими на людей, что отталкивало меня, выросшую в Независимых мирах, где на человекоподобные механизмы, обладающие искусственным интеллектом, было табу.

— К вам посетитель, — сообщил робот. — Вы будете его принимать?

— Кто именно? — спросила я без особого интереса.

Вместо того чтобы ответить, робот включил запись. Встревоженный голос я узнала сразу.

«…Ты понимаешь, мне просто нужно убедиться, что с ней все хорошо… А? Я? Томас, ее друг…»

— Впусти его минут через десять, мне нужно обсудить кое-что с доктором Кронберг.

Когда за роботом закрылась дверь, я повернулась к ней, нервно ходившей по палате.

— Алана, могу ли я спросить тебя кое-что? Как знатока эсперов?

Она остановилась и удивленно склонила голову набок: я всегда избегала говорить об эсперах вслух, боясь, что нас могут подслушать. Но мой взгляд был настойчив, и она все-таки ответила:

— Конечно.

— Может ли пропасть дар после подобной операции?

— Ну, еще никому не удалось понять механизмы возникновения дара, как и узнать, какая именно часть мозга отвечает за телепатию и эмпатию. Но были случаи, когда после хирургического вмешательства… Стоп! Твой дар пропал?!

— Да, именно это я и хочу сказать. Я больше не эспер, все мои способности испарились.

— Но…

— Ты мне не веришь? — с напором спросила я. — Ни эмпатии, ни телепатии… больше ничего.

В этот момент я коснулась ее сознания, давая понять, насколько мои слова расходятся с реальностью.

Кронберг всегда хорошо соображала.

— Мне жаль, — сказала она. — Это, наверное, тяжело.

— Такая потеря для меня — большой удар. Не знаю, справлюсь ли я.

Боюсь, прозвучало несколько фальшиво. В глазах Аланы блеснула насмешка, но тут же пропала.