Дмитрий Бирюков - Сказочные хроники

Сергей подумал, что мог бы двигаться вдоль берега, окунаясь в поток лишь в случаях, когда потребуется преодолеть попадающиеся на пути ловушки. Такой вариант казался уже не столь мучительным, но его все равно требовалось проверять. И собственно, скоро ему это уже предстояло сделать. Ведь впереди по курсу располагался вход в гравитационное ущелье, обойти которое не было никакой возможности. Сколько придется по проходу идти — неизвестно, и выдержит ли мученик сие испытание оставалось вопросом.

Подойдя к расщелине в плотную, Сергей собрался с силами и вошел в летящую со скоростью ветра голубую стену. Голову опять пронзила проклятая боль. Она оказалась не столь сильной, как в первый раз, поэтому сознание молодой человек не потерял, однако по-прежнему представляла серьезную проблему. Малышев судорожно стиснул челюсти, едва не прикусив язык, и скорее рефлекторно, чем осознанно выставил псионический щит. Боль сразу же стала терпимой. Не веря этому чуду, Сергей воодушевлено прислушивался к себе, двигаясь против течения.

«А ведь это здорово, — ускоряя шаг, радовался он. — Ай да Малышев, ай да сукин сын!»

Молодой человек заметил, что его зрение еще более притупилось. Реальные предметы он практически уже не в состоянии был различать, зато призрачная, находящаяся за пределами обыденного восприятия ткань ловушек как будто стала выглядеть еще более четко. Так, на месте холмов Сергей наблюдал бородатые малиновые пятна, стены гравиконцентратов светились ярче и стали более монолитными. А когда разведчик обратил внимание на коллоид, то не увидел над ним всполохов красноватого пламени, зато тот приобрел контрастные очертания, и стала различима его внутренняя структура. Благодаря этому Малышев, например, заметил, что участок «ведьминого студня», расположенный ближе к «берегу», словно замерз, оставаясь практически неподвижным, зато вся противоположная его часть кипела с удвоенной энергией.

Ловушки сторонились «реки». Большинство их держалось от потока подальше. Единственным исключением являлись гравиконцентраты, все так же вплотную примыкающие к голубым «водам», как отвесные берега горного русла.

Двигаясь против течения, Сергей не чувствовал сопротивления, однако все равно поток влиял на общее самочувствие. Чем быстрее тот был, тем сильнее болела голова. Иногда «река» становилась широкой, словно бы разливаясь. Здесь «воды» текли медленнее. В месте быстрин она была значительно уже, но аномалии, наоборот, располагались гораздо дальше от ее берегов. Все это подбадривало Малышева, внушая ему чувство безопасности.

Чем дальше уводил человека поток, тем короче становились проходы, и тем разветвленнее и запутаннее была их сеть. Однако последнее Сергея не беспокоило, внутренний компас подсказывал ему, что он движется правильно, «река» уверенно вела его через лабиринт. Иногда она меняла направление и слегка отдалялась от цели, иногда бессмысленно петляла, но, в конце концов, всегда выворачивала к центру Зоны, где, по всей видимости, и брала свое начало.

Хоть поток и защищал путешественника от ловушек, дорога была не из легких. Еще на первых километрах по руслу «реки» вновь начались болота, и Малышеву пришлось прикрепить болотоступы к сапогам. Однако и они не всегда спасали, поток словно специально тек через самые топкие места. Ухудшенное зрение практически не позволяло Сергею различать особенности рельефа. Он постоянно спотыкался, а иногда проваливался в омуты самым неожиданным образом, при этом выбраться из них было далеко не просто.

Один раз парня так крепко засосало, что он с отчаянием самоубийцы уже подумывал применить левитацию, но вовремя вспомнил опыт находчивого барона Мюнхгаузена. Бурая жижа дошла Сергею уже до груди, когда, он используя телекинез, ухватил себя за одежду и всей своей псионической силой потянул вверх. В этот раз молодой человек потратил немало энергии, пока болото, плотоядно чмокнув, не отпустило его совсем. Зато дальше дело пошло веселей. Малышев просто не позволял себе погружаться чрезмерно глубоко. Применяя прием, запатентованный немецким бароном, он вытаскивал себя сразу как только проваливался в топь. Лишь запахи сероводорода, которыми болото сопровождало каждое такое освобождении, несколько омрачали мстительное чувство победы.

И, тем не менее, несмотря на довольно быстрое продвижение вперед и редкие окунания в топь с выбросами в кровь порции адреналина, Сергея мучило гнетущее однообразие. К стремительному мельтешению «реки» он постепенно привык. Оно больше радовало глаз своими необычными голубоватыми всполохами и переливами, наоборот, сейчас только утомляло. Причудливые на первый взгляд зеленоватые узоры прожилок гравиконцентратов при длительном созерцании серьезно замедляли мысли, их мерное колебание снижало внимание и навевало сон.

Состояние, в котором пребывал Малышев, невольно напомнило ему одну занятную историю из жизни. И за отсутствием умственной нагрузки, она вдруг всплыла в памяти во всех подробностях…

…Выйдя из кабинета шефа, Сергей столкнулся с начальником тренировочных полигонов Вебером и вздрогнул от неожиданности. Этот здоровенный, как шкаф, дядька имел обыкновение бесшумным призраком носиться по коридорам управления по каким-то своим делам, выскакивая из-за углов самым пугающим образом. Да и внешний вид его (массивная фигура, совершенно лысый череп, тяжелые, словно рубленые, черты лица и зверское, как у Потрошителя, выражение на последнем) на нового человека производил гнетущее впечатление. Когда он двигался по коридору с целеустремленностью терминатора, незнакомые с ним встречные люди с непривычки порой пугались и начинали метаться.

— Тьфу ты, черт тебя по коромыслу, Вебер! — воскликнул Сергей. — Прешь как на таран. Заикой же меня сделаешь когда-нибудь!

— Здорово-здорово, Малышев! — веселым басом ответил Вебер. — Тебе тоже всего самого наилучшего. Как настроение?

— Бодрое, — сказал Сергей, успокаиваясь. — А ты опять приготовил нам какую-нибудь пакость на Плутоне?

— С чего ты так решил?

— Ты всегда о настроении спрашиваешь, когда хочешь его испортить.

Вебер хохотнул.

— Ты еще старый цикл не окончил, так что успокойся. Но, честно говоря, есть у меня про вашего брата нечто психическое. Последнее слово техники с лирическим названием «Райские грезы». Ручаюсь, всем вам должно понравиться. Да, кстати, давненько я что-то твоего шефа не видел. Все задницу в кабинетах просиживает?

— У нас сейчас запарка, Боб, — вступился Сергей. — Некогда ему по полигонам бегать.

— Все равно передай Майклу, что я по нему скучаю, и Яну скажи, пусть готовится к «Грезам». Ну, бывай, сам не забывай к нам наведываться, — попрощался Вебер и бесшумно унесся дальше по своим делам.