Анна Булаш - Пластина Костенко

Месяц назад стала падать цена на газ и нефть в нашей стране. Нам пытались предъявить ультиматум на этот счет. Чем несказанно нас удивили.

При чем тут мы? Мы просто работаем. Делаем свое дело, не вмешиваясь ни в чьи дела. Не взрываем месторождения, не воруем ни газ, ни нефть? Какой еще может быть ультиматум? В честь чего?

Но как раз в это время нас защитило правительство, заявив, что мы выходим из энергетического кризиса теми путями, которые мы считаем более выгодными и дешевыми для нашей страны, не вмешиваясь ни в чьи дела.

На наше достижение обратил внимание уже и Евросоюз. Они давно страдают от тех же проблем, что и мы.

Пока мы находились в одной стране — этого не было видно, что у нас нет энергетических запасов. А теперь эта проблема встала очень сильно.

Нам стали предлагать помощь в создании совместных предприятий, связанных с нашим открытием, то есть предложения стали поступать правительству нашей страны.

А мы здесь работали. Нас это пока не коснулось. Да и пусть решают в верхах: хватит ли у них денег самим поднимать это все или стоит поднимать эту всю отрасль совместно с другими странами?

Сразу, когда мы запускали электромобили по дорогам нашей страны, «пластину Костенко» на них стали крепить вверху. Чуть позже, разобравшись, что к чему, решили ее поместить сверху, но вместе с кабиной. И уже начали это делать.

А еще у нас было свое. Мы разрабатывали новый тип транспорта, у которого не было бы колес, и который передвигался бы не по дороге, а находился бы на высоте не выше двухсот метров. Этот транспорт чем-то начал походить на летающую тарелку из фантастических сериалов.

Пока мы хотели поднять в воздух это сооружение на внешний вид не очень то и обращали внимание, работали и делали свое дело.

Наступило время, когда все ходили сосредоточенно-задумчивые. Все были очень заняты разработкой новой системы. Кто-то что-то придумывал, кто-то ломал голову, придумывая что-то свое.

Нам для удобства выделили сотовые телефоны, где были записаны в памяти номера телефонов каждого специалиста и фамилия и имя, и должность каждого.

Я давно уже пыталась связаться с Олегом и поговорить, но за день так уставала, что вспоминала об этом только перед тем, как засыпала и тогда загадывала:

— «Ладно, завтра проснусь и позвоню, договорюсь о встрече». Но наступало завтра еще одно, и затем еще одно, а я опять вспоминала только перед сном.

Через два месяца я все-таки смогла связаться с Олегом, и попросила с ним встречи. Он очень удивился тому, как я ему это говорила, и поэтому поинтересовался:

— Почему так официально? И так сразу?

— Да, потому что я собираюсь попросить этого разговора с тобой уже целых два месяца, — заметила ему я.

— Опять какие-то планы вынашиваешь? Ну, хорошо. Я согласен на встречу. Сам хотел поговорить, да так заметался, что все не находилось времени, — добавил мой собеседник.

— У меня аналогичная ситуация. Чуть сыскала время, чтобы подать голос. Ну и когда можно будет увидеться? — спросила я.

— Сегодня к трем — сможешь? — спросил он.

Я согласилась не задумываясь:

— Конечно! О чем речь? Столько вопросов нерешенных собралось. Столько рассказать нужно. Столько спросить.

— У меня тоже, — ответил он на мои слова.

— Я тебя хочу попросить еще об одном одолжении. Позови на это время и художника. Хорошо? — завершила я свой разговор вопросом, и естественно ждала от него ответа.

— Ладно, уж, позову. Что с тобой сделаешь? — снисходительно отозвался он, и мы отсоединились.

Я осталась довольна состоявшимся разговором, и пошла доделывать свои дела, а заодно решила подготовиться к встрече.

Время как-то шло само по себе. Мелочей у меня скопилось много. Я глянула на часы, уже было два часа, а я еще и не пыталась сесть пообедать. Тогда я решила заняться именно этим, потому что с такими темпами я останусь голодной до самой ночи.

Пока грелся чай, я наделала себе бутербродов, по-быстрому перекусила, переоделась в джинсы и футболку, и пошла на намеченную мне встречу.

Как приятно! Меня уже там ждали. Рядом с Олегом сидел бородатый мужчина с длинными не совсем чистыми волосами, неопределенного возраста, и они о чем-то разговаривали.

Когда этот мужчина повернулся ко мне, я воскликнула:

— Володя? Это ты? На кого ты похож? Что это за «прикид»? Вот эта борода? Вот эти патлы? Под кого-то подделываешься?

Мужчина сразу засиял, а потом от моих слов сник:

— Ты всегда умела поддержать человека своей незамысловатей прямотой, Люба! Я так обрадовался встрече, а ты все испортила.

И я воскликнула немного удивленная такой его реакцией на мои слова:

— Ты, что обиделся на меня? Ну и ну! Ты ведь знаешь, как я со своими хорошими знакомыми обращаюсь? Без церемоний. Я сказала то, что вижу.

И для чего тебе такой вид? На художников хочешь быть похож? На тех, которые от слова «худо»? Ты ведь рисовал всегда неплохие картины? 3ачем тебе на кого-то походить? Зачем тебе это? Ведь ты художник! И «прикид» тебе, чтобы выделиться совсем не нужен. Ты и так отличаешься от всех своим талантом.

— А ты такой же едкой на язык и осталась. Тебе видимо не очень спокойно живется с такими взглядами на жизнь? Или я не прав? — поинтересовался у меня художник, и бывший мой одноклассник.

— А кому в этой жизни легко? — спросила я и продолжила развивать свою мысль:

— Да. Мне не сладко живется в этой жизни. Ну и что? Я и не ропщу. Да и не кому. Но ты ведь знаешь еще в школе, что я была непроходимой оптимисткой? Я свои взгляды не меняю. Я такой и осталась, хоть жизнь меня немало потрепала за это время. А ты как попал сюда?

— Меня попросили приехать. Я с любых слов могу воспроизвести то, что мне рассказывают. Могу нарисовать любую картину. И мне сказали, что я нужен для какой-то ненормальной, которая мечтает. А мне эти мечты нужно оформить на лист. Ты случаем не знаешь: кто это?

— Почему же не знаю? 3наю, конечно. Эта ненормальная — это я, — сказала я ему, посмотрела в глаза и рассмеялась, видя, как у него меняется выражение лица.

— Ты извини меня за то, что я тебе наговорил, — пустился он в извинения, чем еще больше рассмешил меня. И я ему на это ответила:

— А чего ты мне извиняешься? Все ровно мнение обо мне у тебя не переменилось? Подхалим! Ты знаешь, что я всегда нормально переносила честную критику.

— Ну и гадость же ты, — возмутился художник.

— А, какая уж есть! С годами стала еще хуже и вреднее, — согласилась я с ним.

— Так вы знаете, друг друга? — влез в наш разговор наконец-то Олег.

— А так это ты такого мнения обо мне? Да? Я ненормальная? Хорошо же! — возмутилась я на него, и потом тут же заулыбавшись, продолжила:

— Конечно же! Я с этим «худо» училась десять лет в одном классе.