Станислав Грабовский - Очень гадкая книга
- Название:Очень гадкая книга
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2016
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Станислав Грабовский - Очень гадкая книга краткое содержание
Очень гадкая книга - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Все за нашим столиком повернули лица в его сторону.
— Вы что-нибудь слышали о личном дневнике Президента Войны? — сказал он. — Уверен — слышали. Думаю, весь цирк начался именно тогда, после публикации записей этого чиновника. Почитайте его записи — очень интересно. У него чётко описан процесс деградации честности и самостоятельности европейского чиновника усилиями трансатлантической дипломатии. Там же сказано, цитирую: зерном, давшим, наконец, чудовищные долгожданные плоды, послужило выступление их президента, когда он засадил своему чиновничьему аппарату идею, что гениально и то, когда ради признания и славы, если у вас нет таланта исторгать эпохальные творения и мысли, делаются и говорятся такие вещи, от которых блевать хочется. Тогда-то и появилась, хоть её никто и не просил, школа для приёмных детей из однополых браков. А уж с появлением этого сами знаете, что началось.
— Я что-то такое слышал об том дневнике, — ответил тот, кого перебили, — но это ж публичная информация. Я не слишком сторонник доверять источникам, которые выкладывают в интерент.
— Публичной эта информация стала, благодаря действиям хакеров-азиатов.
— Тоже не факт.
— Чёрт побери, вы правы, Министр.
— Но, за попытку спасибо.
— Да, всегда, пожалуйста. Я так и думал, что влезу сейчас, откуда не вылезу.
А «Министр» с невозмутимым видом, но возбуждённо продолжил:
— Тот, кто составил этот учебник, мало подумал, скажу я вам! Падение нравов в Европе никак нельзя было печатать на одной странице с указанием на изоляцию аквапофагов, вообще не следовало увязывать эти явления вместе. Ведь, тогда получается, что культура аквапофагов оказывала сколько-нибудь влияние на нашу, что имело место наличие точек соприкосновения нас с ними. Но ведь именно отрицание этого факта красной нитью отмечается на протяжении всего учебника. А получается наоборот! Обозначение связи падения наших нравов с изоляцией аквапофагов напрямую указывает на аквапофагов, как на систему, которая это падение сдерживало. Падение нравов — это явление отрицательное, а сдерживание этого падения — явление положительное. Зададимся вопросом: какие усилия прилагали аквапофаги, чтобы сдерживать наше падение? Ни-ка-ки-е! Просто то, какие они есть, не давало нам стать такими, какими мы стали? Тогда зачем…
Я бы с удовольствием послушал, о чём ещё здесь будут говорить, хотя для меня немного диковато было слушать всё это, но мне стало скручивать живот (появилась нервозность), и я спросил только, в какой стороне ближайший туалет, и унёсся в указанном рукой направлении.
Сначала было экзотично побродить по коридорам, понаблюдать людей и полюбопытствовать по кабинетам, но через некоторое время у меня стали появляться признаки бешенства: то ли оттого, что нет-нет, да и напарывался на двери, куда не мог войти, то ли от того, как ко мне относились — как к какому-то домашнему питомцу, прогуливающемуся между них. При мне не смущались говорить, о чём им думалось, при моём приближении разговоры не затихали и не обрывались, а продолжались, как ни в чём не бывало, о чём бы до этого речь не шла (за исключением случая с двумя женщинами, которые, я засёк, сменили тему разговора, когда я к ним приблизился — обо мне говорили, наверно). Я стал думать, как мне спровоцировать хоть что-то, хоть какие-то действия в отношении меня, и решил подсесть к девушке, которая с глубоким вниманием сидела в наушниках за небольшим столом с двумя мониторами. Она своё панибратство продемонстрировала спокойным приподниманием брови, как будто из-за этого ей могло оказаться удобней скоситься на меня, подсевшего, и, как ни в чём не бывало, продолжила вслушиваться в наушники. Когда она их сняла, я спросил:
— Что слушаем?
— Директор одной из школ приёмных детей в Северном Штате сообщил в Министерство образования о необходимости отправки в психологический диспансер пятнадцати детей.
— И что это означает?
Женщина скрипнула зубами.
— Что вы видите на лице у этого ребёнка? — спросила она, указывая на фотографию в углу монитора (чёрт, вспомнил я, фотография моей дочки, она же была в кармане моего пиджака, срочно к себе в комнату, и проверить — на месте ли она; быстро закончить разговор, и к себе).
— Улыбку, — ответил я.
Она еле заметно выпрямилась — заметила, что я стал беспокойный после её вопроса, и, наверно, приписала это своему неосторожному вопросу.
— Завтра она и вот эти другие, — она провела пальцем под всеми остальными фотографиями детей в углу монитора, располагающимися рядом с первой, на которую она обратила моё внимание, — все эти пятнадцать детей навсегда лишаться обстановки, которая делает такое с их лицами.
Я хотел спросить у этой женщины, имеет ли эта девочка к ней самой какое-то личное отношение, очень хотел узнать, что привело эту девушку сюда, но можно ли было это делать? Посмотри, сказал я себе тогда, где ты, кто и что тебя окружает. А не являются ли здесь такие вопросы табу?
— А наш Министр имеет к этому какое-то отношение? — не нашёл я ничего лучшего, что спросить.
— О, вы уже знакомитесь? — улыбнулась она. — Нет, он занимается историей культуры и нравов Европы нашего века.
— Ладно, спасибо, — сказал я, — пойду дальше (мне кажется, именно этого от меня все и ждут, чтобы я подошёл, задал пару вопросов и свалил). И я бросился к себе в комнату.
В кармане я нащупал фотографию дочки, но уже заранее сказал себе, что если она там будет, я её не вытяну. Я не хотел испытать горе, которое навалит на меня. Поэтому некоторое время посидел на диване, придаваясь невесёлым мыслям, а потом отправился опять на исследования.
В один из моментов моих прогулок ко мне подошёл остролицый высокий мужчина и попросил проследовать за ним. Я даже обрадовался.
Мы уселись за его стол, и он включил компьютер.
На мониторе через минуту замелькали с дюжину фотографий разлагающихся заживо людей. Мой собеседник увеличил одну, затем другую.
— Это последствия употребления «крокодила», — жестами рук он изобразил кавычки. — Вы понимаете, о чём речь?
— Я так понимаю, что не понимаю.
Люди на фотографиях были несчастные и страшные. Меня чуть не вытошнило от изображений гниющих до костей человеческих конечностей. На некоторых фото анорексичного вида молодые люди лежали на кроватях; их тела от лысых голов до пяток покрывали такие язвы, которые, если бы я не видел, что люди живы, должны были бы, по моим соображениям, привести к смерти любое тело прежде своего появления на нём. При всём напряжении своей фантазии не мог представить живых людей такими! Страшно и противно было это видеть, и жутко об этом знать. Я не хотел: ни продолжать смотреть, ни узнавать, что это такое, ни спрашивать, как и кто к такому состоянию приходит. Господи, свисающие куски кожи с зияющих, гниющих ран. Гниющие заживо люди!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: