Дэн Симмонс - Троя

– Вот он! – кричит хозяйка и тычет в меня пальцем.

Аполлон поднимает серебряный лук.

В логове Калибана было темно, тепло и сыро. Грот укрывался глубоко в астероиде, в центре заброшенной канализации, и гнилостные процессы разогрели его до состояния настоящих тропиков. На склизких камнях среди влаголюбивых растений сновали прыткие тритоны. Пробив тонкую корку льда, чудовище проплыло по подземной трубе, вынырнуло в длинной тесной пещере, повесило сетку с пленниками на крюк, затем разодрало ее когтями и рассадило оглушенных, беспомощных людей по трем десятифутовым скалам над клокочущим прудом. После чего устроилось на замшелой трубе, поросшей папоротниками, и уставилось на добычу, положив подбородок на сцепленные пальцы. Да, еще оно молниеносно сорвало с людей дыхательные маски. Никто и пальцем не успел пошевелить. В логове имелась некая гравитация и даже атмосфера – правда, наполненная ужасным трупным смрадом. Калибан втягивал ноздрями эту вонь, словно амброзию. Еще бы, ведь львиную долю зловония источал он сам. Тварь глумливо ухмылялась, обнажая кривые желтые зубы.

Даэман обмочился, когда чудовище схватило его вместе с друзьями. Термокожа немедленно впитала жидкость и просохла, не оставив следов. И все же, несмотря на ужас, щеки пухлого мужчины заливала краска при этом постыдном воспоминании. Теперь, глядя на мерзкое создание, молодой путешественник понял: те, земные калибано, когда-то вызывавшие у него такое отвращение, были только жалкими тенями Калибана, Единственного и Неповторимого. На первый взгляд тварь казалась неуклюжей и неповоротливой, однако пленники не могли забыть, как проворно двигались ее перепончатые лапы в разреженном воздухе и как мощно зубы сжимали сеть, в которой бились три взрослых человека.

– Что тебе от нас нужно? – требовательно вопросила Сейви, сидя на мокрой каменной колонне посреди черной пучины.

Старуха снова завладела оружием, заметил вдруг Даэман. Почему же она не целится? «Стреляй! – мысленно закричал он. – Прикончи эту гадость!»

Калибан вытянулся ближе, так что его пропахшее гнилой рыбой дыхание тяжелой волной окатило пленников, и прошипел:

– Крадется вниз, пока щекотно шкуре. Падет цветок, пчелой обременен, склонится плод – сорвать, куснуть, изгрызть.

– Он помешан, – шепнул Харман по радиолинии.

Тварь оскалилась.

– И всласть беседует с собой, и все о Том, кому судьба рядила Богом стать. О ком еще, коль тема сердце дразнит? Ха, знал бы он! Но злиться – самый час.

– Кто это Он? – поинтересовалась еврейка более чем спокойным тоном для человека, попавшего в лапы вонючего монстра. – Ты, случаем, не о себе говоришь в третьем лице, Калибан?

– Он есть Он, – прошелестел голос чудища. – Есть только один Он. Сетебос!

При звуке грозного имени тварь распласталась ниц, растопырила ноги и прикрыла голову руками, будто бы страшась удара свыше. Нечто мелкое и чешуйчатое метнулось внизу по камням и с плеском упало в мутную жижу. Вокруг поднимались клубы желтого пара.

– Кто такой Сетебос? – вымолвил Харман, пытаясь держаться столь же невозмутимо, как его спутница. – Это твой господин? Отведешь нас к нему? Позволь нам только поговорить. Может, он отпустит невинных людей?

Калибан запрокинул голову, принялся царапать мшистую трубу всеми когтями и прокричал куда-то ввысь, под своды грота:

– Сетебос, Сетебос и Сетебос! Помыслил пребывать средь холода луны.

– Луна? – повторила Сейви. – Твой хозяин живет на луне?

– Помыслил, сотворил ее нарочно, в соперники дневному солнцу, – промурлыкал монстр. – Но звезды – нет, возникли те иначе; Он создал облака, и метеоры, и ветра, и прочее: и этот остров, то, что здесь растет и жизнь влачит, и море, бесконечное, как змей, кусающий себя за хвост.

– О чем речь-то? – зашептал Даэман. – Он, кажется, двинутый. Можно подумать, этому Калибану мерещатся всякие божества.

– Лишь одно, – откликнулась еврейка. – Его собственное. И вероятно, совсем не мерещится.

– Кому пришло в голову создать подобную мерзость? – поморщился девяностодевятилетний. – Уж точно не Богу.

При этих словах уродливые прозрачные уши чудовища заворочались и встали торчком.

– Помыслил, Сикораксой урожден я, смертный червь. Просперо, помыслил, безмолвный раб по собственной же воле, раб Тихого, такого же слуги. И все-таки Сетебос многорукий, как каракатица, деяньями ужасный, впервые поднял взор и вдруг проник, что в небеса не взмоет, не дано, и счастья там не обретет, но мир его – мир мыльных пузырей – реальным мирозданьям не чета, и доброе в сем мире столь же близко реальному добру и так же схоже, как схожи день и ночь.

– Мир мыльных пузырей? – переспросила старуха. – Ты об этом городе на астероиде экваториального кольца?

Вместо ответа Калибан пополз вперед подобно дикой кошке, готовой напасть. Его кошачьи глаза сощурились в каком-то ярде от невольных зрителей.

– Помыслил, может, им знаком Просперо?

– Я знакома с Ариэлем, воплощением биосферы, – отвечала еврейка. – Он лично позволил нам попасть в Атлантиду и проделать весь этот путь. Мы здесь по праву. Спроси Ариэля.

Калибан захохотал и перекатился на бок; лишь когти да перепончатые ноги помешали твари скатиться с трубы в зловонную жижу.

– Помыслил, сам Он, как Просперо, держит для Ариэля цаплю с острым клювом, что бродит по воде и ловит рыбу, тут же изрыгая; еще морскую тварь, тупую, неуклюжую, ее поймал Он и ослепил, чуть укротил, меж пальцев раскроил ей перепонки, и вот упрятал в каменной пещере, и окрестил беднягу… Калибаном .

– Что он, чтоб ему провалиться, несет? – произнес кузен Ады по коммуникационной линии. – Эта тварь ненормальная. Пристрели ее, Сейви. Умоляю.

– Кажется, я… начинаю… понимать, – жарко зашептал Харман. – Сам он – Калибан. Но говорит о себе в третьем лице. Похоже, Просперо поработил его с помощью твоего знакомого, Сейви.

– Наш гостеприимный хозяин изловил в пруду ящерку и нарек своим именем, – продолжила его мысль старуха. Голос ее звучал отстраненно, почти беззаботно, словно хищный взгляд монстра опутал жертву гипнотическими чарами. – А теперь играет в собственного господина, Просперо.

Тварь осклабилась и почесала шею. Над ребрами, почти под самыми подмышками существа Даэман разглядел настоящие жабры, до непристойности похожие на серые шевелящиеся рты.

– Стреляй, Сейви, – повторил собиратель бабочек. – Он убьет нас!

– Скажи, Калибан, – успокаивающим тоном начала еврейка, – что случилось со здешними постлюдьми?

Монстр захныкал; по его вытянутой морде потекли струйки слизи.

– Сетебос, – прошептал он, испуганно косясь на высокие потолки пещеры, как если бы его могли подслушать. – Сетебос велел мне иль одарить их род ногою третьей, иль оторвать одну и так оставить. А что за наслажденье – постлюдишек по одному выслеживать и жрать и мозг их превращать в живую глину, податливую под моей рукой! Вот так и Он! И Он!