Дэн Симмонс - Троя

– Нет, богиня, – отвечает бедняга и низко склоняет голову в тщетной попытке соблюсти приличия.

– Иди спать, – презрительно бросает хозяйка.

Затем выбегает наружу, зорко оглядывает склон и побережье, где сотни зеленых человечков тянут из карьера каменные головы, и квитируется прочь. Слышится тихий хлопок: это воздух устремился в пустоту.

Я мог бы проследить, куда отправилась Муза. Хотя, с другой стороны, зачем? Она, разумеется, хочет вернуть Шлем и медальон. Спохватилась, что без Афродиты меня теперь не изловишь, вот и паникует. Готов поспорить, никто, кроме этих двоих, понятия не имеет, какими игрушкам завладел шпион-схолиаст Хокенберри по воле богини.

А может, и самой хозяйке невдомек, для чего я был нанят?

«Следи за Афиной… Убей Афину».

Непонятно. Пусть даже Зевс не погорячился, а высказал истинную правду и боги способны изведать Настоящую Смерть, по силам ли простому человеку совершить такое? Сегодня Диомед из кожи вон лез – и что? Отправил двоих Олимпийцев на больничный, к зеленым червям. Бр-р-р!

Сконфуженно качаю головой. Внезапно наваливается страшная усталость. А ведь прошли всего лишь сутки с тех пор, как я поклялся противостать бессмертным. Какая чушь. Завтра, в это же время, Афродита сотрет меня в порошок.

Куда теперь?

От богов надолго не спрячешься; при одном подозрении в подобной дерзости покровительница влюбленных, не задумываясь, выкроит себе новые подвязки из моих…

Можно квитироваться на поле битвы и позволить Музе отыскать себя. Это лучший выход. Снаряжение она, конечно, отберет, зато есть надежда прожить до завтра, пока Афродита не вылезет из лилового бака.

Так чего мне терять?

Один день . Богиня любви плавает с червями; кроме нее, ни единая душа не обнаружит схолиаста Хокенберри. Один день .

Как ни крути, больше не выйдет.

Я знаю, куда отправиться.

В конце концов четверка все-таки решила поесть.

Сейви скрылась в освещенном тоннеле на несколько минут и вернулась, держа на подносе горячие блюда с курятиной, подогретым рисом, перцем, приправленным карри, и тонкими полосками поджаренного на рашпере мяса молодого барашка. Путешественники, каких-то пару часов назад плотно подкрепившиеся в Уланбате, с восторгом накинулись на угощение.

– Никто не желает отдохнуть? – спросила хозяйка. – Можем переночевать здесь, у меня найдутся удобные спальни.

Друзья отказались, ведь в Парижском Кратере в это время едва перевалило за полдень. Даэман посмотрел вокруг, дожевал кусочек баранины, проглотил его и поинтересовался:

– А почему вы поселились в… Как ты его называл, Харман?

– Айсберг, – отозвался тот.

– Вот-вот. Зачем вы живете в айсберге?

Женщина улыбнулась:

– Именно этот дом появился благодаря… назовем это старческой ностальгией. – Заметив напряженный взгляд Хармана, она прибавила: – Я предавалась отдыху на одной горе, очень похожей на эту, когда Финальный факс ушел без меня более десяти отмеренных вам жизней назад.

– А я думала, тогда сохранили всех до единого. – Ада вытерла пальцы о красивую рыжевато-коричневую салфетку. – Миллионы и миллионы человек старого образца.

– Не так много, дитя мое, – покачала головой хозяйка. – Нас оставалось чуть больше девяти тысяч. И насколько мне известно, никто из тех моих друзей не появился вновь после Пробела. Знаете, ведь вирус Рубикона перенесли только мы, евреи, у нас обнаружился иммунитет.

– Кто такие евреи? – полюбопытствовала Ханна. – Вернее, кем они были?

– Раса, которая существовала скорее в мышлении людей. Полуобособленная генетическая группа, появившаяся в результате нескольких тысяч лет культурной и религиозной изоляции. – Старуха умолкла и посмотрела на гостей. Лишь лицо Хармана отражало зачатки отдаленного понимания. – А, это не важно. Вечная Жидовка давно стала преданием, легендой. Значение забыто, слово сохранилось.

И она попыталась улыбнуться, но безо всякого веселья.

– Как же вы пропустили Финальный факс? – спросил загорелый мужчина. – И почему постлюди оставили вам жизнь?

– Я и сама веками задаю себе эти вопросы. Возможно, им потребовался… свидетель.

– Свидетель? – повторила Ада. – Чего именно?

– До и после факса на земле и в небесах столько всего изменилось, дитя мое. Вероятно, даже «посты» почувствовали, что кто-нибудь, пусть даже человек старого образца, должен оценить эти великие перемены.

Ханна изогнула бровь:

– О чем вы?

– Тебе это трудно понять, милая. И ты, и твои родители, и родители родителей твоих родителей живете в мире, который на редкость постоянен, разве что за одними поколениями приходят другие. А те вещи, что я имею в виду, нелегко заметить за жалкую сотню лет, к тому же сидя на месте. Однако поверьте, Земля уже не та, какой ее знали настоящие люди старого образца и даже ПЛ.

– Да? И в чем разница? – осведомился Даэман, не скрывая того, насколько мало его интересует ответ.

Ясные серые глаза старухи пристально уставились на собирателя бабочек.

– Например – мелочь, пожалуй, в сравнении с прочими фактами, однако для меня очень важная, – на свете больше нет евреев.

Хозяйка убедила товарищей избавиться от термокож.

– Они что, больше не понадобятся? – недоверчиво спросил Даэман.

– По дороге померзнуть, конечно, придется, но мы выдержим. А потом холод закончится.

Когда друзья снова собрались в гостиной с ледяными стенами, Сейви явилась из соседних покоев в необычайно живописном виде. На ней были еще более плотные штаны, крепкие и высокие ботинки, плащ с капюшоном на подкладке и низко надвинутая шапка. За спиной висел тяжелый линялый мешок цвета хаки, а седые волосы старуха забрала в конский хвост. Ада никогда прежде не видела, чтобы женщины так одевались, и зрелище ее просто околдовало. Девушка осознала, что попадает под обаяние Вечной Жидовки.

Оказалось, Харман тоже впечатлен, правда, его больше привлекло странное оружие, по-прежнему прикрепленное к поясу хозяйки.

– Все еще думаете подстрелить кого-нибудь из нас?

– Нет, – откликнулась Сейви. – По крайней мере не сейчас. Видите ли, время от времени подворачиваются и другие мишени.

И спутники отправились к летучей машине. Да уж, померзнуть действительно пришлось, и еще как! Зато внутри, под колпаком силового поля, товарищи быстро пришли в себя. Между Даэманом и Ханной зияла пустая вмятина. Заняв бывшее место Хармана, старуха провела по воздуху рукой, и подле рукоятки возникла голографическая панель управления.

– Эй, а это откуда? – возмутился недавний именинник.

– Я нарочно скрыла ее, – пояснила хозяйка, – чтобы вы не пытались самостоятельно управлять аппаратом во время полета. Ни к чему хорошему это не привело бы.