Алексей Константинов - Терция [СИ]

Коллатин прекрасно помнил тот день когда он впервые увидел шкатулку. Он помнил, через что пришлось пройти странникам, решившимся отправиться на поиски этой полулегендарной вещицы.

Россказни варваров оказались правдой - коробок колдунов существовал. Мир духов - говорили они. Мир безумия - называл его Тарквиний. Предприимчивый Коллатин видел перспективы, которые перед ним открывались, начни он использовать шкатулку теперь, когда все, что-либо слышавшие о ней мертвы. Он станет консулом, он поведет войска на пунийцев, не подарит им возможности первыми атаковать Республику. Он станет спасителем Рима, обессмертит свое имя и имя своего рода.

Тарквиний небрежно отмахнулся от неисполнимых желаний. У него не было сыновей. Старшая дочь погибла, передать политическое наследие некому. Такая опасная вещь, как шкатулка не должна принадлежать смертным. Ее создали боги для себе подобных. Гордецов, подобных сенатору Коллатину, шкатулку уничтожит, раздавит, высосав все жизненные силы. Кажущееся всемогущество сменится бесконечным ужасом, страхом потерять власть, упустить из рук столь ценную вещь. Да и что в ней ценного? Может ли поклясться Тарквиний, что взаправду видел то, что видел, может ли честно сказать, что больное воображение, яд, которым их пытались извести дикари, не сыграло с римлянами злую шутку. Увы, тех, кто бы смог помочь Коллатину вспомнить, не осталось в живых.

Сенатор отложил шкатулку в сторону, взял ключ.

Небольшой, но изящный. Кончик стержня раздваивался - такого типа замков Тарквиний не знал. Ручка ключа напоминала стилизованный четырехлистный клевер. Что хотел сказать кузнец, выковавший этот инструмент, когда подбирал такую форму? Удачу должен нести этот предмет или наоборот, проклятье своему обладателю?

Тонкие, словно струйки родника, черточки тянулись вдоль металлического стержня, от ручки к кончику ключа. Коллатин был уверен, что как только он вставит ключ в шкатулку, черточки эти идеально совпадут с черточками на самой шкатулки, словно бы перетекут в нее.

Сенатор сжал ключ в кулаке, желая ощутить необъяснимое, не поддающееся описанию чувство. Предвиденье, предсказание, предугадывание - всё не то. Просто ты помнишь, что произойдет. Знаешь, что делал, так, словно бы не в первый раз проживаешь свою жизнь, будто бы повторяешь действия в порядке, заведенном много веков назад. Не видение, не какая-то конкретная картина. Нет, что-то смутное, образы тусклые и расплывчатые. Несформировавшиеся мысли, воспоминания, прячущиеся где-то глубоко в бессознательном. Тарквиний помнил, что он испытал в тот памятный день, когда нести ключ доверили ему. Воспоминание о нападении дикарей, спрятавшихся на вершине ущелья и намеревавшихся завалить путешественников камнями.

Тарквиний знал, что Гай Люций первым заметит длинные тени, отбрасываемые дикарями, знал, что наемники примутся натягивать луки, что он побежит к шкатулке, но его опередит другой участник экспедиции. Знал, что камни убьют почти всех, что Люций отнимет у него ключ и спасется, а он, будущий сенатор Римской Республики Тарквиний Коллатин, три дня проваляется в ущелье, чувствуя, как жизнь покидает его, пока к нему не спустятся горцы и не вытащат его из завала.

Коллатин положил ключ на раскрытую ладонь, поднес его к самому носу, чтобы рассмотреть сложный узор. Удивительно, скольким пришлось пожертвовать ради такой мелочи? Сколько человек загубили себя, ради обладания этими безделушками? Во время потасовки с дикарями Тарквинию пришлось убить Люция и бежать. Когда же он вернулся назад, чтобы отыскать ключ и шкатулку, обнаружил, что они пропали - вероятно, дикари забрали все добро экспедиции. И вот, спустя почти тридцать лет, сенатор обнаружил его у своей младшей дочери - разве не смешно, разве не трагично?

Коллатин сжал ключ, тот стал излучать приятное тепло, но нагрелся он не от руки Тарквиния, он сам был источником тепла. И сенатор ощутил, как внутри него разливается детская робость и любопытство. Конечно же, Терция была где-то рядом, ей было интересно узнать, почему отец забрал у нее игрушки.

Коллатин вышел из кабинета и, как и ожидал, увидел Терцию, которая стояла в стороне, неподалеку. Тарквиний улыбнулся. Но тут же сурово нахмурился, для виду. Нельзя поощрять подобное поведение девочки. Она должна знать свое место в семье.

- Что ты здесь делаешь? - строго спросил Тарквиний. Терция тут же опустила голову, спрятала глаза.

- Я хотела у тебя спросить, ждала, когда ты выйдешь, - ответила она.

Тарквиний крепко сжал ключ в правой руке. Удивительно, но страха он не испытал, лишь легкое волнение.

- Спрашивай, - разрешил Коллатин.

- Точнее рассказать, - поправила сама себя девочка. - Где я достала шкатулку.

Стыд. Значит, соврала, когда сказала, что шкатулку подарил грек.

- Ты же рассказала мне. Или позволила себе соврать отцу семейства? - теперь Коллатин по-настоящему разозлился.

- Нет, я не врала, - девочка подняла голову, широко открыла большие детские глаза. - Не все сказала. Грек меня напугал, говорил как-то страшно, а когда отдал шкатулку, упал и не двигался. Я убежала.

- Вот как, - Тарквиний задумался. Надо разузнать, что произошло с этим Парменидом. Но главное - выяснить, любой ценой выяснить, как шкатулка и ключ оказались у него в руках. Сделать это нужно прямо сейчас, чем скорее, тем лучше. - Это все, что ты хотела сказать?

Терция кивнула.

- Что же, хорошо, иди, - Тарквиний направился было в сторону кабинета, правую руку сжал в кулак и поднес к губам, прокручивая в голове дальнейшую последовательность действий. В этот момент ключ в ладони словно бы вспыхнул, заставив Тарквиния отбросить его в сторону.

Всего за мгновение до того, как Тарквиний разжал кулак, он испытал стыд, страх, истома, тоска, возбуждение, азарт, радость. Что это было?

Сенатор оглянулся - в дом вошла раскрасневшаяся Лукреция. Тарквиний нахмурился, подозрения, давно зародившиеся в его душе, получили серьезное подтверждение. Начать расспрашивать сейчас или поймать с поличным в будущем? Расчетливый Коллатин быстро утихомирил разбушевавшихся внутри него демонов, успокоился. Сначала шкатулка, с личной жизнью можно будет разобраться потом.

...

229 г. до н.э. Испания.

Виртуозно оседлав жеребца, Ганнибал сильно ударил его по бокам, погнал вперед. Пунийские солдаты возвращались после сражения с иберами. Ходили слухи, что его отец получил смертельное ранение.

Ярость застилала глаза Барки, он не видел куда едет, просто неустанно колотил лошадь по бокам, мысленно возвращался к образу отца. Гамилькар не мог умереть, он должен был повести войска в Рим, захватить город, предать Республику огню. Сколько раз отец рассказывал Ганнибалу о том, как надо вести войну с римлянами.