ФАНТАСТИКА И ФЭНТЕЗИ ПОЛЬСКИХ АВТОРОВ

- Расскажите нам, что было дальше.

- Что? А... историю. Сейчас? Посреди ночи?

- Да, - глаза Марека, точно так же, как и у остальных детей, блестели в темноте. – Мы и так сегодня быстро не заснем.

- Ладно уже, но немного, потому что история начинает делаться паршивой...

* * *

Тризна. Варварская тризна в честь павших. Не Дзяды [19] Дзяды - (вост.-слав.) - духи предков. Обряд почитания дзядов совершался на седьмой день после Пасхи (семуха, весенняя радуница или пасха усопших) или осенью (большие осенины, дедова неделя). В эти дни в жертву покойникам приносили пищу. Жертвенную пищу относили на кладбище или приглашали Д. на угощение в дом и посвящали им первую ложку или первый стакан, выливая их под стол или ставя за окно. В 1820 году Адам Мицкевич написал поэму "Дзяды". В ее второй части, в основном, описывается празднество в честь покойников в местности, которая сейчас является Белорусью, по обычаям, разработанным и популярным среди русинов и литвинов (не жемайтов! – коренных обитателей севера нынешней Литвы) во времена Речи Посполитой Польши и Литвы - Википедия и прим.перевод. , никто не плачет и не рвет волосы на голове – но танцы, песни, выпивка, обжорство, секс. Словно оставшиеся желали пережить наилучшие моменты – за тех, что ушли. И предложить им такие на добрый путь. Воспоминание о приятных вещах и забавных моментах.

- А помните, как Паук поссорился м Малым?

- Ну да. Под конец заорал: "иди ком не на хуй"!

- После чего целый день мочил яйца в холодной воде...

Смех, от всего сердца, радостный.

Михал прохаживался между кострами. Чувствовал он себя прекрасно. Намного лучше, чем когда-либо за последние годы. Почти как дома.

- Выпей! – стукнул его кто-то по плечу и сунул в руки бутылку. – Выпей с нами, ты, русский сукин сын!

В голосе не было и намека на оскорбление, наоборот, нечто вроде уважения. Михал принял фугас, чокнулся стеклом о стекло, сделал глоток. Крепкая. Хорошо. В самый раз для тризны.

Он отправился дальше, обходя кружки людей у костров. Пока что ему не хотелось присесть к какому-либо из них, просто хотелось пройтись, порадоваться моменту.

Она столкнулась с ним совершенно случайно. Вроде бы. Они столкнулись, и он уже глядел ей прямо в глаза. Огромные, карие, глубокие.

- Спасибо, что вернулся, Михал, - шепнула она. – Если бы Куба погиб, я... даже и не знаю, что бы сделала. Все бы тут пошло к чертовой матери.

Парень почувствовал, что краснеет.

- Да не за что.

- Есть за что. И ничего не говори. Добро пожаловать домой.

Дом. Три буквы – и столько значений.

- Я... – неуверенно начал он.

А ее уже и не было. Убежала, исчезла в темноте. Тут же он увидел, как она подходит к ближайшему костру и садится рядом с Якубом. Они обнялись, поцеловались. Черт!

* * *

- Да, дорогие мои. Королева глянула на первого вассала, он взглянул на нее, и неожиданно весь мир затаил дыхание, утих ветер, умолкли ручьи, реки и моря, насекомые и звери. Весь мир застыл на мгновение, когда же его вновь наполнили звуки, ничто уже не было таким, как раньше. Потому что случилась измена.

- Измена? Так ведь они только поглядели друг на друга.

- Видишь ли, Майя, измена – это не обязательно, когда кто-то кого-то обманывает, мошенничает или... ну, для этого вы еще слишком маленькие. Самая страшная такая измена, которую совершаешь в мыслях, - он поглядел куда-то в темный угол. – В любви самое позорное – это неискренность.

* * *

Она пришла к нему уже далеко за полночь. Костры уже почти догорели, едва смягчая мрак багровым заревом. Большая часть принимавших участие в пиршестве перебралось в жилища в доме или рядом с ним. Наиболее укушавшиеся дрыхли прямо на земле. Где-то в темноте какая-то парочка хрипло дышала в ритме своего частного забытья.

Он был сам. Сидел у погасшего костра, опьяненный самогоном и найденным через столько лет чувством принадлежности. Детский дом в Белоруссии он пережил с этикеткой "проклятого полячка", презираемого как воспитателем, так и воспитанниками. За четыре года шесть раз ему ломали ребра, семь раз – пальцы, он потерял пять зубов, у него имелась трещина в нижней челюсти и черепе. Синяков и ожогов от сигарет он и не считал. Всякий раз в больнице он говорил, что упал с лестницы. Если бы сказал что-нибудь другое, после возвращения в приют не пережил бы и дня.

Здесь было иначе. Этой ночью много раз он с кем-то выпивал, много раз его хлопали по плечу, шутливо подталкивали, его обцеловывали девушки, а один раз – какой-то сильно выпивший парень, который, сориентировавшись в ошибке, сбежал в темноту. Никто и не пытался наплевать на него, сбить на землю, пинать ногами. Три девушки сделали ему весьма конкретные предложения. Он отговорился раной на бедре, и все выглядели разочарованными. Зато все они сообщили ему, где будут спать. Вспоминая об этом, он улыбался.

Он услышал шелест, и кто-то присел рядом.

- Устал?

Это была она, девушка Якуба.

- Немного, - хорошо еще, что ночь давала повод для шепота, в противном случае, голос бы задрожал.

- Я тоже. Долгий был день; за сегодня произошло больше, чем за последние три месяца...

- А мне казалось, что у вас так чуть ли не каждый день...

- Каждый день деремся с Т-ботами и теряем друзей?

Михал поблагодарил судьбу, что она не увидит, как он краснеет.

- Прости, - шепнула она и коснулась его руки. – Иногда случается, что болтаю языком как сорока, особенно, когда устану. Я плохая девчонка из колонии, и по-другому не могу.

Он почти не слышал, что она сказала, ее прикосновение было словно удар током.

- Я и не... не сержусь. Я и сам иногда не думаю, что говорю.

- Я рада, что ты вернулся... тогда... Я же все видела в бункере, - вздохнула девушка. – Лукаш уже готовил в бой очередные группы, а я знала, что все это ничего не даст. Что пока все будут готовы, робот всех прибьет. А ты их спас.

- Да не преувеличивай ты с этим спасением. Они прекрасно справлялись и сами. Я серьезно, даже профи не провели бы лучше.

- Скромный ты наш.

Их ладони все так же касались одна другой. Михал чувствовал нарастающий шум крови в висках.

- Вернулся и все, - буркнул он и отодвинулся. – И не о чем говорить.

- Есть о чем, - девушка присела поближе. – Холодно?

Собственно говоря, только сейчас он почувствовал, что и вправду холодно. Очень холодно.

- Немного.

Девушка прижалась и набросила на них обоих одеяло.

- Почему, как я сюда пришла, ты ни разу на меня не поглядел?

- Боюсь.

- Боишься? Ты?

- Не издевайся, - исходящее от нее тепло было словно пламя, словно жар. – Боюсь, что гляну раз и уже не смогу перестать глядеть. Боюсь, что я пьян, и стану пытаться тебя обнять и поцеловать, нет... что буду пытаться тебя обнять и поцеловать, оправдываясь тем, что пьян. А вот теперь боюсь, что ты встанешь и уйдешь, а я останусь здесь сам, и буду исходить слюной. Боюсь, что завтра не смогу глянуть в глаза тебе... вам, тебе и Якубу. Потому что ведь ты...