Жорж Санд - Лора. Путешествие в кристалл

— Чего ждете вы от гип-по-по-потезы? — заикался за нами дядюшка Тунгстениус. — Гип-по-по-потеза — это термин насмешки на языке ле-ле-лентяев, которые приписывают себе уже совсем готовое мнение и отвергают и-и-и-исследования великих умов, как хи-хи-хи-химеры.

Затем, успокоившись немножко извинениями и оправданием Вальтера, добряк продолжал, уже не так сильно заикаясь:

— Вы прекрасно сделали бы, дети мои, если бы никогда не покидали путеводной нити логики. Нет следствия без причины. Земля, небо, вселенная и мы сами суть лишь следствия, результаты небесной или роковой причины. Изучайте следствия, это мое горячее желание, но не переставайте искать причин существования самой природы.

Ты прав, Вальтер, не углубляясь в мелочи классификаций и наименований чисто минералогических, но ты ищешь полезного с такой же узкостью мысли, с какой минералоги ищут редкого. Я не больше, чем ты, интересуюсь бриллиантами и изумрудами, составляющими гордость и забаву небольшого количества состоятельных людей, но когда ты вкладываешь всю твою душу в пласты более или менее богатой руды, то ты производишь на меня впечатление крота, скрывающегося от солнечных лучей.

Солнце ума, дитя мое, это есть рассуждение. Не следует отрешаться от выводов и вычислений, и какое мне дело до того, что ты повезешь меня на пароходе вокруг света, если ты никогда не объяснишь мне, почему земля есть шар и почему этот шар имеет свои эволюции и превращения? Учись ковать железо, превращать его в чугун или в сталь, против этого я ничего не имею, но если вся твоя жизнь есть исключительное приложение к материальным вещам, то тебе самому лучше было бы быть железом, то есть инертной субстанцией, лишенной рассуждения. Человек живет не одним только хлебом, друг мой, он живет вполне лишь развитием своих наблюдательных и умозрительных способностей.

Дядюшка еще долго говорил в таком духе, и Вальтер, не позволяя себе открыто противоречить ему, защищал, как умел, теорию прямой полезности сокровищ науки. По его мнению, человек может достигнуть света ума, лишь завоевав радости положительной жизни.

Я слушал этот интересный спор, и смысл его поразил меня в первый раз в жизни. Я встал и облокотился на железные перила, защищавшие с наружной стороны витрины: я машинально смотрел в ту сторону минералогических коллекций, перед которыми минуту перед тем прошла Лора и к которым Вальтер, дядюшка и я относились с одинаковым пренебрежением. Я не знал хорошенько, почему я стоял именно там, так как дядюшка и Вальтер повернулись к стороне скал, то есть к чисто геологической коллекции. Быть может, сам того не сознавая, я находил смутное удовольствие, нюхая аромат белой розы, забытой Лорой на краю витрины.

Как бы то ни было, но глаза мои были устремлены на ряд прозрачных кварцев, иначе называемых скалистыми кристаллами, перед которыми Лора остановилась на минуту с некоторым удовольствием и, слушая рассуждения моего дядюшки и желая в то же время забыть Лору, которая исчезла, я рассматривал великолепный жеод из аметистового кварца, полный поистине замечательной прозрачности и свежести призмы.

Однако я бессознательно смотрел пристальным взглядом; мысль моя витала где-то далеко, и аромат маленькой мускусовой розы пробуждал во мне странные чувства. Я любил эту розу, а между тем мне казалось, что я ненавижу ту, которая ее сорвала. Я вдыхал ее с наслаждением, которое можно было принять за поцелуи, я прижимал ее к моим губам с пренебрежением, которое можно было принять за уколы жалом. Вдруг я почувствовал, что легкая рука опустилась на мое плечо и восхитительный голос, голос Лоры зашептал над моим ухом:

— Не оборачивайся, не смотри на меня, — говорила она, — оставь в покое эту бедную розу и пойдем рвать со мною цветы драгоценных каменьев, которые никогда не увядают. Пойдем, следуй за мною. Не слушай холодных рассуждений моего дядюшки и богохульств Вальтера. Скорей, скорей, друг, уйдем в волшебные страны кристалла. Я бегу туда, следуй за мною, если ты меня любишь!

Я почувствовал себя до такой степени удивленным и взволнованным, что не имел силы ни взглянуть на Лору, ни ответить ей. К тому же ее уже не было подле меня; она было передо мною, как будто она проникла через витрину или как будто витрина превратилась в открытую дверь. Оно бежала или, скорее, летела в сияющем пространстве; я следовал за нею, не зная, где я нахожусь, и не понимая, каким фантастическим светом я ослеплен.

Усталость остановила и победила меня через некоторое время, продолжительность которого я положительно не мог определить. Я впал в отчаянии. Моя кузина исчезла.

— Лора! Дорогая Лора! — вскричал я безнадежно. — Куда ты меня привела и зачем ты меня покинула?

Тогда я почувствовал, что рука Лоры снова опустилась на мое плечо, и ее голос снова зашептал над моим ухом. В то же время пронзительный голос дядюшки Тунгстениуса говорил в отдалении:

— Нет, не существует никакой гип-по-по-по-потезы во всем этом!

Между тем Лора также говорила со мной, и я ее не понимал. Сначала мне показалось, что она говорит по-итальянски, потом по-гречески, и я, наконец, понял, что это язык совершенно новый, который мало-помалу припоминается мне, как воспоминание об иной жизни. Я схватил очень определенно смысл последней фразы.

— Посмотри же, куда я тебя привела, — говорила она, — и пойми, что я открыла твои глаза для небесного света.

Тогда я начал видеть и понимать, в каком чудном месте я находился. Я был вместе с Лорой в центре аметистового жеода, находившегося в витрине минералогической галереи, но то, что я до сих пор слепо и на веру принимал за обломок дуплистого кремня, величиной с разрезанную пополам дыню и усеянную внутри призматическими кристаллами неправильной группировки и формы, было в действительности площадью высоких гор, окружающих огромный бассейн, полный равнин, испещренных нитями фиолетового кварца, самая маленькая из которых величиной своей и шириной превышала собор Святого Петра в Риме.

Я перестал тогда удивляться той усталости, которую испытал, поднимаясь по этим скалистым уступам, и я очень испугался, увидав себя на краю зияющей пропасти, из глубины которой меня до такой степени манили к себе таинственные голоса, что у меня закружилась голова.

— Встань и не бойся ничего, — сказала мне Лора. — В стране, где мы находимся, мысль идет вперед, а ноги следуют за нею. Тот, кто понимает, не может упасть.

Она действительно шла, эта спокойная Лора, по склонам, круто спускавшимся со всех сторон к пропасти. Гладкая поверхность этих склонов, получая солнечные лучи, отражала их радужными снопами. Место это было восхитительно, и я скоро заметил, что иду по нему с такою же уверенностью, как и Лора. Наконец, она села на край небольшой трещины и с детским смехом спросила меня, узнаю ли я это место.