Дэвид Митчелл - Голодный дом

За окном визжат тормоза, женский голос орет:

– Поворотник включи, мудак!

– Мистер Пинк, – говорю я. – Простите, но я не понимаю, как все это связано с исчезновением моей сестры.

Фред Пинк кивает и глядит на стенные часы. Время 8:14.

– Вот если до девяти я вам не объясню, во что именно ваша Салли и мой Алан вляпались, то сам для вас такси вызову. Честное слово.

Фред Пинк на лжеца не похож, зато похож на выдумщика и фантазера, который любит изобретать альтернативные истории. Впрочем, за девять лет мои поиски Салли так ни к чему и не привели. Может быть, сама судьба, в лице Фреда Пинка, подсказывает мне, что искать надо в неочевидных местах? Ну вот сейчас и попробуем.

– Договорились. И что же, в программу обучения близнецов входило общение с духами?

– Умеете вы правильные вопросы задавать, мисс Тиммс. – Фред Пинк достает коробочку мятного драже «Тик-так», вытряхивает три штучки, предлагает одну мне – я отказываюсь – и высыпает все три в рот. – Нет, доктор Кантильон леди Альбертину обманул. По-моему, он и сам прекрасно знал, что сеансы – почти всегда жульничество. После смерти душа пересекает Мрак, пространство между жизнью и морем Пустоты. Путь этот занимает сорок девять дней, но вай-фая там нет, если так можно выразиться, и сообщения посылать невозможно. Ни туда, ни оттуда. Медиумы, может, и считают, что слышат голоса усопших, но в действительности такого не бывает.

Ого, а дедок-то свихнулся.

– Сорок девять дней? Это точно?

Фред Пинк пожимает плечами:

– А что такого? Скорость света определена точно, правда? И число пи. И химические формулы. – Он с хрустом жует «Тик-так». – Вы в Северной Африке бывали, мисс Тиммс? В Атласских горах?

Я мотаю головой.

– А я вот съездил пару лет тому назад. Выиграл три тысячи фунтов в моментальную лотерею – и поехал. Три тысячи фунтов в Алжире – целое состояние, если расходовать с умом и от карманников держаться подальше. Ох, горы там вздыбленные, небо сухое, ветер горячий, все такое… странное, чуждое, необычное. Я до смерти этого не забуду. Если там долго прожить, то иначе мыслить начинаешь. Наверное, поэтому в шестидесятые хиппи туда и ломанулись, в Марракеш и тому подобные места. Знаете, мисс Тиммс, все-таки местность на любого человека действует, а пустыня нас, бледных северян, так изменяет, что родная мать не признала бы. День ото дня близнецы теряли свою английскость. Они потихоньку выучили арабский, питались местной пищей – лепешками, хумусом и инжиром. Иона бороду отрастил, Нора ходила в абае, как положено правоверной мусульманке, а сандалии и дишдаша в жару гораздо удобнее ботинок, запонок, нижних юбок и прочей привычной нам одежды. Кантильон пишет, что близнецы забыли о календаре. Прошел год, за ним второй, третий. Нора и Иона изучали оккультные премудрости и странные науки, для которых нет названия в английском языке; они постигали то, что доступно лишь избранным умам, да и то не всяким. С внешним миром Грэйеров связывали только редкие приезды доктора Кантильона. Он рассказывал им о том, что происходит в мире – о кровавой бойне во Фландрии, о провале Дарданелльской операции, о тяжелых потерях в Месопотамской кампании, о политических чаяниях властей в Лондоне, Берлине, Париже и Вашингтоне, – но для Норы и Ионы все это казалось историями, вычитанными в книгах. Действительность была для них совсем иной. Долину, в которой жил сеид, они считали домом, а Путь Мрака стал для них родиной. Отечеством. – Фред Пинк почесывает шею – похоже, у него псориаз – и глядит сквозь меня, на залитые лунным светом далекие Атласские горы.

Часы с треснувшим циферблатом показывают 8:18.

– И как долго они там прожили?

– До апреля девятнадцатого года. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. В один из приездов Кантильона сеид объявил, что научил близнецов всему, чему мог. Теперь их наставником должен стать земной шар. Что он имел в виду? И куда теперь податься? Возвращение в Англию их не привлекало – Четвинд-Питты вряд ли приняли бы близнецов с распростертыми объятьями. В Ирландии назревала гражданская война. Франция, как и вся Европа, страдала от последствий Первой мировой. Об Алжире все забыли. Леон Кантильон любил жить на широкую ногу, но с деньгами обращался беспечно и зарабатывать их не умел. Вдобавок теперь ему пришлось заботиться о странных близнецах – англичанах с арабскими ухватками. Как превратить оккультные знания Грэйеров в источник безбедного существования? Поразмыслив, Кантильон с близнецами решили отправиться в Америку. В июле того же года вся троица – дядюшка Леон с племянниками – отплыла в Нью-Йорк, пассажирами второго класса. Нора и Иона жаждали увидеть мир, точно так же как и нынешняя молодежь. В Нью-Йорке они сняли дом на Клинкер-стрит, в Гринвич-Виллидже.

– А, знакомые места, – замечаю я. – Нью-йоркский офис «Подзорной трубы» как раз на Клинкер-стрит находится.

– Правда? – Фред Пинк отхлебывает пиво, подавляет отрыжку. – Ох, простите. Надо же, как мир тесен.

– И чем они в Штатах на жизнь зарабатывали?

Фред Пинк многозначительно смотрит на меня:

– Спиритическими сеансами.

– Но вы же сами только что сказали, что сеансы – жульничество.

– Сказал. Сеансы – действительно жульничество. Понимаете, мисс Тиммс, ни Кантильона, ни близнецов я выгораживать не собираюсь, но настоящими мошенниками их не назовешь. Нора и Иона на самом деле почти у всех могли мысли читать. У них эта способность была развита, вот как у некоторых – обостренный слух. Они обнаруживали в чужих умах то, о чем сами люди не подозревали. Поэтому близнецы и знали, что именно сказать, чтобы чужому горю помочь, чтобы скорбящих утешить. Обман заключался лишь в том, что якобы эти слова утешения произносили усопшие. Ну, не мне судить, хорошо это или плохо. Может, по-вашему, дурно так поступать, но как по мне, так оно мало чем отличается от теперешних психотерапевтов, психиатров и прочих психологов. В общем, много несчастных и отчаявшихся людей покидало дом на Клинкер-стрит в твердой уверенности, что их родные и близкие перешли в лучший мир и что в один прекрасный день они с ними воссоединятся. Ну а что, религия ведь о том же говорит, правда? Или всех священников, пасторов, имамов и раввинов надо скопом обвинить в жульничестве? Да, сеансы были вымыслом, но надежду они внушали самую что ни на есть настоящую. Утвердительный ответ ведь всегда лучше отрицательного. Или я не прав?

«Все равно это жульничество», – думаю я, но двусмысленно киваю.

– Значит, дела в Нью-Йорке шли успешно?

– Еще как. Кантильон все здорово раскрутил. Как только за Грэйерами укрепилась репутация медиумов, он начал устраивать сеансы в домах богачей – без всяких там приспособлений, без трюков с дымом и зеркалами, без поддельной эктоплазмы, без «говорящих» досок-уиджа, без замогильных голосов. Ничего вульгарного, никаких ярмарочных фокусов. Тихо, спокойно, рассудительно. Своего рода первая помощь скорбящим. «Ваш сын говорит…», «ваша сестра говорит…» – и все такое прочее. Любителям острых ощущений Кантильон всегда отказывал. Во всяком случае, он сам так утверждал.