Миа Тавор - Созвездие Волка. Начало

Одним рывком он оказался возле нее, вынул карту памяти, сунул ее себе в карман, а затем несколько раз ударил камерой по дереву. Да с такой злостью, что я с трудом могла узнать в этом взбешенном, перекошенном от гнева человеке своего хладнокровного, невозмутимого кузена. Видеокамера уже не напоминала таковую даже отдаленно, когда он наконец остановился. Закопав ногой в снег разлетевшиеся осколки линзы и пластика, он размахнулся и швырнул то, что от нее осталось, подальше в лес. Камера сделала дугу и исчезла где-то в чаще леса.

Я наблюдала за ним и не знала, что и думать.

Но через секунду Майк пришел в себя, ярость на его лице вновь сменилась привычной холодной маской. Он подошел и дотронулся до моей лодыжки, которую я продолжала неосознанно тереть через сапог.

— Сломала? — его пальцы расстегнули замок и быстро ощупали мою ногу. Я подивилась такой ловкости.

— Нет, всего лишь вывих.

Раньше я мечтала, чтобы он со мной заговорил. Но теперь рядом с ним я почему-то испытывала невероятное смущение.

Майк кивнул. Мне показалось, с облегчением.

— Держись за меня.

Прежде чем я успела что-то ответить, он поднял меня на руки, словно пушинку, и зашагал в сторону, где до этого скрылись Эрик с Диланом. Всю дорогу он молчал, я тоже соблюдала тишину. Не считая тех нескольких мгновений жгучей ярости, он снова стал собой. Одним из красных. Его высокомерные манеры, его холодное, отчужденное лицо, даже интонация, когда он ощупывал мою ногу — все выдавало в нем того, кто носил красную форму.

Тогда почему он вообще здесь оказался? И зачем искал меня? Ведь я не ослышалась — он звал меня по имени.

Когда мы вышли к дороге, Эрика и Дилана и след простыл. Лишь на снегу остались следы от широких покрышек джипа, который развернулся и умчался в ту сторону, откуда приехал. Чуть поодаль стояла машина Майка. Он усадил меня на переднее сидение, затем снова углубился в лес и вернулся с моей сумкой, которую я скинула, пока бежала.

Всю обратную дорогу мы молчали.

Когда мы подъехали к воротам, я открыла дверь, чтобы выйти, но Майк остановил меня.

— Не вставай.

Загнав машину в гараж, он снова с легкостью поднял меня на руки и понес в дом. У меня промелькнула мысль, что будет, если тетка увидит нас вместе, но, к моему счастью, дом казался совершенно пустым. Только Марджи возилась снаружи у парадного входа, украшая дом гирляндами к празднику. Утром, пребывая в скверном расположении духа, тетя вопила, что та «от старости быстрее коньки отбросит прямо на улице, чем нацепит эти дурацкие огни».

— Я могу сама идти, — пролепетала я тонким голосом, но Майк ничего не ответил. Толкнув дверь в мою комнату, он положил меня на кровать, снял сапог и снова ощупал ногу.

— Ничего не делай.

Еще один приказ, но я не стала спорить. Через минуту Майк вернулся с какой-то мазью, пакетом льда и повязкой. Послушно откинувшись на подушку, я наблюдала, как он склонился над моей ногой и прикладывал лед, чтобы предотвратить припухлость, которая уже начала распространяться по ноге. Мне ужасно хотелось спросить, что он делал в лесу, но я почему-то не решалась. Его отчужденное выражение давало понять, что он вовсе не расположен к разговорам.

Неужели он правда искал меня? Неужели все это — я у него на руках, я в его машине, он над моей ногой — мне не почудилось? Только порезы, покрывающие его ладонь, все еще напоминали о том, как он неистово колотил камерой о дерево, пока не разбил ее вдребезги.

Я вздрогнула, когда холодные пальцы дотронулись до обнаженной кожи и принялись массировать в нее мазь. Он даже не поинтересовался, больно ли мне. «Еще бы, он же красный. Разве его волнует, что чувствуют другие?» — про себя подумала я, наблюдая за ним.

Закончив с мазью, Майк наложил повязку и отпустил мою ногу. Я подтянула ее под себя и смотрела, как он закрывает тюбик с мазью и проверяет пакет со льдом. Все это время он даже не взглянул на меня.

— Пока сойдет, — сказал он, положив лед рядом с моей ногой. — Вечером Марджи принесет еще. А пока прикладывай постоянно, пока мазь не подействует.

Он встал и пошел к двери. Но потом, будто резко о чем-то вспомнив, повернулся и снова приблизился ко мне.

— Покажи руку. — Я не сразу сообразила, что ему надо. Но Майк, даже не спрашивая разрешения, одним молниеносным движением закатал рукав на моей правой руке.

— Отпусти! — Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня. Его сощуренные глаза скользили по моей коже, рассматривая глубокие шрамы, которые оставили на ней розги, смоченные в неизвестной мне кислоте.

Сердце ухнуло куда-то вниз — я вдруг почувствовала себя абсолютно голой. Сорви с меня Эрик свитер сегодня на поляне, и то это не было бы так унизительно, как сейчас. Я пыталась вырваться и визжала, чтобы он отпустил, но Майк застыл над моей рукой, словно статуя. Его каменное лицо покрылось багровыми пятнами, и на секунду мне показалось, что он снова рассвирепеет и начнет крошить все вокруг. Я настолько испугалась, что даже перестала брыкаться и притихла, послушно дав ему рассматривать мою уродливую, испрещенную шрамами руку, на которую сама не могла смотреть.

Выйдя из оцепенения, он снова открыл крышку мази и его пальцы заскользили по выпуклым, багровым рубцам. Не в силах больше сдерживаться, я отвернулась и крепко зажмурилась. Каждый раз, когда он прикасался к новому рубцу, меня пробирала дрожь. Он не давал мне выдернуть руку, и я молилась о том, чтобы это побыстрее закончилось. Наконец я почувствовала, что никто меня больше не удерживает и быстро стянула рукав вниз.

— Это не уберет шрамы насовсем, но уменьшит рубцы, пока я не достану лекарство, — его ледяной голос донесся до меня уже с порога.

Я не ответила, и он захлопнул за собой дверь.

К вечеру лодыжка перестала болеть, сошла и опухоль. Даже лед, который хмурая и недовольная Марджи принесла вместе с дровами для камина, уже не понадобился. Продолжая ворчать что-то себе под нос, она развела огонь посильнее и принесла ужин, который на удивление оказался даже съедобнее, чем обычно.

Сидя перед горящим камином, я размышляла о сегодняшних событиях. Почти все мои мысли занимал тот огромный волк. Теперь я точно знала, что он мне не привиделся. Перед глазами до сих пор стояли напуганные до смерти, побледневшие физиономии Эрика и Дилана, на которых от страха выступила испарина. Вспомнив, с какой скоростью они улепетывали вверх по склону, я хмыкнула.

А удивленное, почти ошарашенное лицо Майка? Чем он был так удивлен? Разве удивление — это нормальная реакция на живого волка, стоящего в одном прыжке от тебя? Может, мой кузен вообще ненормальный? Сначала не разговаривает со мной целых три месяца и ведет себя так, как будто меня не существует. Потом мчится в лес, разбивает камеру своих одноклассников об дерево и несет на руках до самой машины. А дома заботится о лодыжке, которую я по несчастью успела подвернуть. И все это с таким лицом, что и заговорить с ним страшно.