Василий Криптонов - Lvl 2: Рок-н-ролльное сердце

— Слушай, Даниэлла, — прочитал я ник у неё над головой. — Ну с этим-то всё понятно, но тебя-то сюда каким ветром занесло?!

— Я извращенка, — лениво откликнулась она. — Знал бы ты, как я скончалась... Я этого, правда, не помню, но мне рассказывали. На следующий день после полного сканирования мы с одним отморозком...

— Фу, ладно, — отмахнулся я. — Не хочу слушать. Вейдер, давай, наливай, а то уйду. И гони сюда мою песню.

Сел за столик, вполоборота к Даниэлле, так, чтобы не выпускать из виду сиськи. А ведь в этом придурочном мире извращенцам — лафа. Ни тебе венерических, ни необратимых повреждений, ни смерти толком нет. Разве что некрофилом быть тяжело. Досадно, наверное: только начал трахать труп, а он — бах! — и исчезает.

Вейдер плеснул в две стопочки какого-то жалкого и презренного вина. Я поморщился, но выпил. Тоже мне, причастие...

— Ладно, — сказал я, откашлявшись. — Пой.

— А? — опешил Вейдер.

— На. Пой, говорю. Чего там написал?

— Я... я не певец.

— Слушай, ты достал. Чё я тебя, как девку, уламываю? Может, тебя к стене приковать и оттрахать, чтоб ты меня полюбил, а?

— Не надо! — шарахнулся Вейдер. — Я спою.

— Давай.

— Щас, щас спою.

— В предвкушении.

— Значит... Значит, задача была — сделать римейк «Звезды по имени Солнце», так?

— Ты меня экзаменуешь, что ли? — нахмурился я.

Сказать по правде, так вчера накидался, что уже не уверен в том, что вообще с Вейдером разговаривал. Но он вроде подыгрывает, значит, что-то этакое было.

— Ну, я попытался хотя бы отчасти сохранить рефрен, чтобы...

Я достал из инвентаря арбалет и ободряюще улыбнулся Вейдеру. У того начал дёргаться глаз. Новообращённый поэт хотел ещё что-то сказать, вдохнул, икнул, содрогнулся и внезапно запел, фальшивя, как бухой козёл в караоке:

— Вечно жить я мечтал

И сбылись все мои мечты

Мне сказали, что в рай я попал

Только где же в раю этом ты?

В этом городе много людей

Утопивших в разврате любовь

Я хотел бы забыться во сне

Чтоб увидеть лицо твоё вновь

И послать к чёрту вечную жизнь,

Ведь ты — моё солнце.

Когда он закончил, сделалось тихо. Потом от стены донёсся всхлип. Я чуть не подскочил от неожиданности. Оказалось, Даниэлла проронила сентиментальную слезу на обнажённую грудь.

— Это прекрасно, — прошептала она. — Мне стало так стыдно, что я такая развратная... Мёрдок, ты не мог бы?..

— Да, конечно, — кивнул я и засадил болт ей в грудь. Как хотите — так и понимайте, от меня всего можно ожидать.

Вейдер не проявил энтузиазма по поводу раскаявшейся и исчезнувшей пленницы. Я, кстати, тоже — с меня сняли штраф за убийство. Вот уроды! Значит, к стене приковать и издеваться по обоюдному согласию — это можно, а прикончить по просьбе — штраф?! Пидорская политика, однозначно.

— Ну, как? — спросил взволнованный Вейдер.

Он таращил на меня глаза и то и дело облизывал губы, как будто его с перекура на сушняк пробило. Судьба его решается...

— Говно, — сказал я.

Уголки губ Вейдера поползи вниз. Я вдоволь насладился этим зрелищем, потом сказал:

— Но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Сколько хочешь за эту хрень?

— Неужели настолько плохо? — пробормотал Вейдер.

— Сам, что ли, не видишь? Первую с третьей строки зачем срифмовал? Не было такого в оригинале. «Все мечты сбылись», а бабы нет. Противоречие. Ну а за рифмы к слову «любовь» я бы вообще яйца отрезал.

— Может быть, можно переделать?

— Ещё хуже всё усрёшь, — поморщился я. — Давай как есть, сойдёт. Тут ценителей поэзии, прямо скажем, не два вагона. Сколько денег?

Убитый наглухо Вейдер попросил пять золотых. Я дал десять.

— На вдохновение, — сказал ему. — Дольше суток не бухай. Через два дня на «Группу крови» то же самое.

— А?! — обалдел Вейдер.

— На, — поддержал я разговор. — Бизнес у нас начался, радуйся. Ты, кстати, богатыря моего не видел?

Вейдер побледнел и покосился мне в область ширинки. Я схватился за голову.

— Коляна, Вейдер! Ну что у тебя с башкой творится, а? Тебя что, в детстве старший брат развратил? Вариант с сестрой отметаю сразу.

— А, этого, который Rchn? — поднял голову Вейдер.

— Ты давай мне тут не выражайся! — погрозил я пальцем. — Пацана зовут Коляном.

— Нет, давно не видел. А что?

— Хреново... Ладно, пойду я. Дела у меня ещё.

Когда за мной закрылась дверь, я подошёл к прудику и задумчиво посмотрел на лунную дорожку. Эх, занюхать бы такую, жирную, бодрящую, хоррррошую...

— А песня-то — годная, — вполголоса сказал я, надеясь, что Вейдер не услышит. — Молодца, прозаик-писькописец.

Ободрённый, даже больше скажу — окрылённый, я сам не заметил, как оказался у дверей Доротеи. Попинал, крикнул:

— Открывай, сова, медведь пришёл!

Дверь, не долго думая, открылась.

— Припёрся всё-таки, — буркнула Доротея и зевнула.

Я даже почти поверил, что спала. Если б дверь через три секунды после стука не открыла, и если бы на столе не стоял пузырь красного с двумя бокалами. Сама Доротея принарядилась в какое-то п**датое платье, до такой степени по-бл*дски ярко-красное, что я ощущал себя эпическим грешником даже просто стоя рядом.

— Ну что, — сказал я, соображая, с какой ненавязчивой фразы начать разговор, — как там твои булки?

— Проходи, попробуй, — пожала плечами Доротея и закрыла за мной дверь.

Ну, собственно, светские приличия вроде как соблюдены. А выпить — оно и опосля можно.

***

Избаловала меня Сандра, ох, избаловала своей мега-прокачкой навыков любовницы. Доротея, видать, поспокойней к этому делу относилась. В прошлой жизни мне б такой бабы за глаза хватило. Я бы, может, даже бухать бросил и начал бы шансон петь, вот какая баба!

Но конкретно сейчас, без всяких техник, на одном голом энтузиазме, зрительных и тактильных впечатлениях мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я себя удовлетворил. Доротея моих мучений вообще не заметила, ей эти полтора часа показались раем небесным, как в песенке Вейдера.

— Я сейчас помру второй раз, — простонала она, когда мы, покончив со своим гнусным делом, повалились без сил на простыни. — Ты что — каменный?

— Местами — да, — тяжело дыша, отозвался я. — А вот сердце, говорят, мягкое, доброе и ранимое. Оттого бухаю много. Тяжело, понимаешь, жить индивиду без защитной ракушки...

Золото-баба, намёк поняла прежде, чем я сам его понял. Встала, халатиком принакрылась, подогнала пузырь красного со стола и два бокала. Эх, не привык я, из мелкой-то посуды... Ну да ладно, первое свидание, как-никак.

— Ну и как тебе мои булки? — игриво спросила Доротея, когда мы оприходовали по первому бокалу.

— Шикарные, — не стал я кривить душой. — За такие и жизнь отдать не жалко.