Клод Лалюмьер - Витпанк

Стивен натягивает залатанные галоши, перчатки с оторванными пальцами и драную куртку. Не спеша выйдя из дома, он присоединяется к кучке угрюмых пешеходов, плетущихся вдоль Уинтроп-стрит. Туман сгущается, непрерывно моросит мелкий дождь — отзвуки Потопа. Толкаемые беременными женщинами дюжины потрепанных детских колясок с черным верхом уныло скрипят по асфальту. Тротуары принадлежат девушкам; они идут стайка за стайкой, щебеча и шлепая по лужам, выставляя напоказ свои вздутые животы, словно олимпийские медали.

Перед дверьми Церкви Непосредственного Зачатия, изъеденная двумя десятилетиями ветра и мороси, стоит гипсовая Мадонна. На ее лице неопределенное выражение — где-то посередине между улыбкой и ухмылкой. Стивен взбирается по ступеням, входит в притвор, снимает перчатки и, окунув кончики пальцев в ближайшую чашу, осеняет воздух крестным знамением.

Каждый город, объясняет Стивен своим ученикам в средней школе кардинала Догерти, имеет свою индивидуальность. Экстравертный Рио, пессимистическая Прага, параноидальный Нью-Йорк. А Бостонский остров? Какого рода психикой обладает Пуп [6]и окружающие его рифы? Шизоидной, говорит им Стивен. Расколотой. Этот Бостон, боровшийся с рабством и поддерживавший огонь под плавильным котлом Америки, одновременно был тем самым Бостоном, который вырезал индейцев-пекотов и посылал в Салем охотников за ведьмами.

Однако здесь, сейчас — какая сторона города выходит на поверхность? Светлая, решает Стивен, рисуя себе сотни устремленных к Небесам душ, что ежедневно исходят из бесчисленных утроб Бостона, всплывая ввысь, словно пузырьки, столь недавно срывавшиеся с губ Мэделайн Данфи.

Благословляя имя Пресвятой Девы, он сходит по бетонным ступенькам вниз, в копуляторий. Сотни обетных свечей пронизывают тьму. Солоноватый аромат зарождающегося бессмертия наполняет воздух. Из дальнего угла CD-проигрыватель выхрипывает «Апостольское Последование» с их знаменитой интерпретацией «Аве Марии».

Таинство Внебрачной Связи всегда напоминало Стивену студенческий бал — девушки стоят в ряд вдоль одной стороны комнаты, мальчики вдоль другой, посередине движутся по кругу пары. Теперь он занимает место в мужской шеренге, снимает куртку, рубашку, брюки, нижнее белье, развешивает их на ближайших крючках. Вглядевшись в полумрак, он встречается глазами с бывшей воспитательницей Роджера из детского сада, Валери Гэллогер. Это крепкая женщина тридцати с чем-то лет, ее сияющие рыжие волосы ниспадают до самых бедер. Они решительным шагом направляются друг к другу, следуя тропинке между матрасами, пока не встречаются над трясиной, кишащей извивающимися делателями душ.

— Вы ведь отчим Роджера Малкенни, не правда ли? — спрашивает овулирующая воспитательница.

— Даже отец, весьма вероятно. Стивен О’Рурк. А вы мисс Гэллогер, так?

— Зовите меня Валери.

— А вы меня Стивен.

Он оглядывается вокруг, с неизмеримым облегчением отмечая, что не узнает здесь никого. Стивен знает, что рано или поздно увидит в копулятории знакомое молодое лицо — мысль, которая всегда заставляет его вздрагивать. Каким образом сможет он рассказывать о Бостонской Резне мальчику, не так давно видевшему его за детородным актом? Как сможет он вразумительно изложить Лексингтонскую битву девочке, в чью яйцеклетку пытался вдохнуть жизнь предыдущим вечером?

Около десяти минут они с Валери ведут непринужденную беседу. Говорит в основном Стивен, как этому и следует быть. В случае, если грядущее таинство окажется плодотворным, получившийся ребенок захочет узнать побольше о той горстке мужчин, с которыми его мать соединялась на протяжении судьбоносной овуляции. (Беатриса, Клод, Томми, Лаура, Иоланда, Вилли и другие вечно доставали Кейт, выпытывая у нее факты относительно своих вероятных производителей.) Стивен рассказывает Валери о том, как ученики устроили ему вечеринку по случаю его дня рождения. Он описывает ей свою коллекцию камней. Он упоминает о своем искусстве ставить ловушки на исключительно неуловимую разновидность крыс, обитающую в Чарльстонском приходе.

— У меня тоже есть свой талант, — говорит Валери, засовывая в рот прядку медных волос. Ее соски словно бы глазеют на Стивена.

— Роджер говорил, что вы потрясающий воспитатель.

— Нет, я говорю о другом. — Валери с отсутствующим видом теребит свой овуляциометр. — Когда человек, с которым я говорю, определенным образом сжимает губы, я знаю, что он чувствует. Он как-нибудь по-странному посмотрит — и я ощущаю течение его мыслей. — Она понижает голос. — Я наблюдала за вами этим утром на церемонии крещения. Архиепископ был бы недоволен тем, как вы это восприняли, я права?

Стивен рассматривает свои голые ступни. Странно, что всего лишь партнерша по копуляторию ждет от него подобной откровенности.

— Я права? — настаивает Валери, скользя указательным пальцем по своему большому, впалому пупку.

Стивена охватывает страх. А вдруг эта женщина работает на Гвардию Бессмертия? И если его ответ будет отдавать ересью, она здесь же, на месте арестует его?

— Ну, Стивен? Прогневался бы архиепископ или нет?

— Может быть, — сознается он. Перед его внутренним взором предстает погруженный под воду рот Мэделайн Данфи, пузырьки, поднимающиеся один за другим, словно бусины четок.

— У меня в пупке не спрятан микрофон, — уверяет его Валери, имея в виду любимый прием Гвардии Бессмертия. — Я не шпионка.

— Я и не говорил этого.

— Но вы это думали. Я поняла это по тому, как вы сдвинули брови. — Она целует его в губы глубоким, влажным поцелуем. — Научится Роджер когда-нибудь держать карандаш как следует?

— Боюсь, что нет.

— Это плохо.

Наконец матрас слева от Стивена освобождается, они влезают на него и принимаются за воплощение в жизнь Догмата о Положительном Плодородии. Огоньки свечей похожи на острия копий. Стивен закрывает глаза, но результатом является лишь еще более усиленное ощущение присутствия здесь. Влажное поскрипывание плоти о плоть звучит отчетливее, запах нагретого парафина и теплого семени становится более острым. На несколько секунд ему удается убедить себя, что женщина под ним — это Кейт; но эта иллюзия оказывается столь же жидкой, как свет окружающих его свечей.

Когда таинство завершается, Валери говорит:

— У меня для вас кое-что есть. Подарок.

— По какому случаю?

— До дня святого Патрика меньше недели.

— С каких это пор на святого Патрика стали дарить подарки?

Вместо ответа она проходит на свою сторону помещения, роется в своей сваленной в кучу одежде и возвращается, держа в руках пластмассовый кубик с запрессованным в нем цветком.

— Считайте, что это ваш билет, — шепотом говорит она, снимая с крючка Стивенову рубашку и засовывая цветок ему в карман.