Клод Лалюмьер - Витпанк

— Вы хотели, чтобы они ушли из вашего дома, — сказал парень. — Пожалуйста, они уходят.

— Но как… — голос Памелы ослабел и пресекся.

— Они идут домой, — сказал парень. — По крайней мере, пытаются.

Марвин едва мог расслышать, что ему говорят: он смотрел на тараканов, не в силах оторвать взгляд от их стремительно движущегося скопища. Он двинулся к дому, продолжая рассматривать реку насекомых, пока не натолкнулся на основание обрыва. Ну да, разумеется — тараканы так и лились прямо по поверхности скалы сплошным коричневым водопадом, бравшим начало, по-видимому, где-то под фундаментом.

— Понимаете, — продолжал парень, — такие тараканы, какие завелись у вас, маленькие и коричневые, какие часто встречаются в домах в этой части страны — они родом не отсюда. В книге написано, что это немецкие тараканы; кое-кто считает, что они появились у нас вместе с гессенскими наемниками, которых король послал сражаться с парнями Вашингтона. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но в любом случае это белые люди завезли их сюда из Европы.

Марвин повернулся и с минуту молча смотрел на парня. Затем снова опустил взгляд на тараканов.

— Долбаные иностранцы, — пробормотал он. — Я должен был догадаться.

— А вот южнее, во Флориде и по ту сторону Залива [51], — прибавил парень, — водятся действительно большие тараканы, тропические; их вывезли из Африки на работорговых судах. Потом есть еще такие, которые пришли из Азии — их очень трудно убить…

Памела прервала его.

— А это, м-м… заклинание твоего деда, оно?..

— Возбуждает в них желание вернуться туда, откуда они пришли — точнее, откуда пришли их предки. Попросту заставляет их. Посмотрите сами.

Марвин прошел вдоль тараканьей реки в другую сторону, до кромки океана. Полная луна уже поднялась и светила ярко, так что даже за пределами освещения прожекторов можно было с легкостью разглядеть темную полоску, пересекавшую пространство сверкающего, еще влажного после прилива песка.

Добравшись до границы воды, тараканы не медлили ни секунды. Сплошным, ровным потоком, без единого перерыва, они безудержно текли в океан. Спокойная вода на отмелях была сплошь усеяна темными точками и островками, состоявшими, по всей видимости, из сотен, а то и тысяч тараканьих тел. Марвин вспомнил слышанный где-то анекдот: если построить всех китайцев в колонну и маршем пустить в океан, этому никогда не будет конца, потому что они размножаются слишком быстро.

Когда Марвин двинулся обратно через пляж, старик что-то проговорил.

— Он говорит, что оставит это до утра, на тот случай, если у вас есть крысы или мыши, — перевел парень.

— Это действует и на них тоже? — спросила Памела.

— Конечно, — кивнул парень. — Без дополнительной платы.

— Но какого черта? — удивился Марвин. — Ты что, хочешь сказать, что у вас здесь не было ни крыс, ни мышей, пока не пришел Колумб?

— Нет, какие-то виды, конечно, были — лесные и полевые мыши, водяные крысы. Но обычная домашняя мышь или серая норвежская крыса, либо же эти черные крысы, которых сейчас полно в городах — они все приплыли на кораблях.

— Я здесь не вижу ни одной, — заметила Памела.

— О, для них пока еще рано. Чем больше животное, тем больше времени должно пройти, чтобы средство начало действовать. Это зависит от массы тела. Взять какую-нибудь действительно большую серую крысу — она может ничего не почувствовать до самого конца ночи. Но к утру она обязательно придет сюда и будет пытаться уплыть обратно к себе в Норвегию или куда-нибудь еще.

Старик вновь заговорил.

— Мой дед говорит, что вернется завтра, чтобы прекратить действие наговора. Его нельзя оставлять слишком надолго. А то, знаете… всякое может случиться.

Тараканья река у их ног тихо струилась вперед, к забвению.

Марвин плохо спал этой ночью. Его мучил неотвязный кошмар, в котором он бежал, охваченный ужасом, по бесконечной голой равнине под темным небом. Его преследовала группа индейцев, гикая, размахивая томагавками и стуча в барабаны, в то время как тараканы ростом с человека стояли на задних лапках, выстроившись шеренгами по обе стороны его пути, и кричали ему что-то по-испански. Перед ним, обнаженная, предстала Памела. «Это твоя карма, Марвин!» — вскричала она. Он увидел, что из ее головы растут длинные усики, а там, где должны быть груди, расположена дополнительная пара рук.

Он сел в постели, трясясь и обливаясь потом. Запах дыма в комнате был настолько сильным, что он едва мог дышать.

— Га! — выдохнул он, с трудом выбрался из-под скомканного одеяла и встал с кровати. Некоторое время он стоял в темноте, пытаясь удержаться на нетвердых ногах.

— Марвин? — пробормотала Памела с другого края кровати, но даже не повернулась к нему, и он понял, что жена говорит во сне.

Он сошел вниз по лестнице, крепко держась за перила, достал из бара бутылку «Джонни Уокера». Открыв ее в темноте гостиной, Марвин сделал большой глоток, за ним другой — прямо из горлышка. Первый глоток чуть было не вернулся обратно, но от второго ему стало значительно лучше.

Вместе с бутылкой он поднялся наверх, в спальню для гостей, где широко распахнул окно, включил большой вентилятор под потолком и повалился на кровать. Он все еще чувствовал запах дыма, но еще один глоток скотча решил эту проблему.

Долгое время он лежал, понемногу отпивая из бутылки, пока наконец виски не расслабил его настолько, что Марвин смог погрузиться в тупое беспамятство. Ему снова снились сны, но на этот раз там не было ни индейцев, ни тараканов; наоборот, это было прекрасное, успокоительное видение. В нем он шагал по слегка всхолмленным пастбищам; вдоль тропинки, по которой он шел, росли могучие дубы, осенявшие его тяжелыми ветвями, покрытыми густой весенней листвой; на ближнем косогоре паслись овцы.

В отдалении, на гребне высокого холма, высились серые зубчатые стены и башенки какого-то древнего замка. К его воротам подходила извилистая грунтовая дорога, и теперь было видно, что по ней марширует отряд солдат в красных куртках, двигаясь по направлению к Марвину. «Пу-унг, пу-унг, пу-унг, пу-унг», — звучал их барабан, доносясь через поля; Марвин услышал, как они затянули песню:

Он проснулся вновь; в окно светило солнце. Долгое время он лежал, накрыв лицо подушкой и зная, что ему вряд ли понравится вставать.

Когда наконец он появился в дверях спальни для гостей, потный и небритый, была уже почти середина дня. Проходя мимо ванной комнаты, он услышал шум текущей воды. Памела, должно быть, уже несколько часов как встала — она всегда поднималась до смешного рано, чтобы успеть проделать на террасе свои идиотские медитации и йоговские упражнения вместе с восходом солнца.