Юра Осипов - И овцам снятся пастухи

В кабинет ввалились два солдата.

— Позовите сюда старшого. Немедленно.

Спустя пару минут старшой уже тяжело дышал на пороге.

— Звать изволили, ваше блаародие? — Спросил он, пыхтя.

— Да, — Я уже вернулся к столу и деловито перебирал страницы бухгалтерской книги. — Вынужден Вас огорчить. Я не смогу закончить аудиторскую проверку вашей документации. Мне необходимо срочно вернуться на станцию и доставить туда же пленника. Он обвиняется в важном государственном преступлении.

— Так точно, — Старшой так обрадовался, что не сумел скрыть довольной улыбки: он одновременно избавлялся от двух проблем разом.

— Подыщите ему какую-нибудь одежду и оформите бумаги, — Я посмотрел на часы. — Нам нужно успеть на челнок, он отбывает через полтора часа. Поэтому велите оседлать лошадей, на тот случай, если мы не будем успевать.

— Как прикажете, ваше блаародие! — Старшой вытянулся и щёлкнул каблуками, затем выбежал из кабинета.

Я выглянул в окно: вереница экскурсантов потянулась из внутреннего двора к каретам. Какой-то солдат, высунувшись из окна, орал что-то нечленораздельное по-русски.

От возникшего напряжения я начал мерить кабинет шагами, поглядывая на часы. Старшой всё не появлялся. Пленник нервно сжал руки в замок. На всякий случай я достал из-за спины револьвер и держал его наготове. Вдруг в коридоре послышался топот множества ног, и в кабинет ворвались человек пять солдат во главе с азиатом невысокого роста, одетым в чёрный костюм-двойку. Поверх белой рубашки без галстука проглядывала неприметная серая жилетка, как-то странно отблёскивавшая на свету.

Азиат сделал знак, и солдаты бросились ко мне, но я направил на них револьвер, взводя боёк.

— Кто хочет быть первым? — Спросил я по-русски.

Солдаты замерли в нерешительности.

— К двери! — Прикрикнул я на них, и они послушно отступили за спину азиата.

— Вы же прекрасно знаете, что ваше оружие не будет здесь действовать, — Сказал азиат по-английски, усмехаясь. — Так что бросайте пистолет, господин Шевчук. Или мне лучше звать Вас доктор?

Он пристально смотрел мне в лицо, и я ощутил, как меня будто что-то придавило к полу. Я почувствовал слабое желание подчиниться ему: видимо, он пытался меня загипнотизировать, но у него это плохо получалось.

— Брось пистолет! — Повторил он с сильным нажимом.

— Вон отсюда! — Наорал я на него в ответ. — Или я буду стрелять.

— Стреляйте, — Он развёл руками. — Докажите себе и мне, что ваше оружие не действует.

— Не хочу Вас убивать, — Сказал я. — Убирайтесь отсюда к чёртовой матери.

— Я представитель властей. Сдайте оружие и закончим этот бессмысленный спор.

— Чёрта с два! Так я Вам и поверил, — Я угрожающе навёл револьвер ему прямо в центр груди. — Последний раз предупреждаю.

— Тогда стреляйте. Что же Вы медлите? Стреляйте!

Последнее слово было произнесено с таким нажимом, что мои нервы не выдержали, и я нажал на спусковой крючок. Револьвер выстрелил, выплёвывая пулю в клубах какого-то сизого пара. В ту же секунду пуля ударила ему в грудь и медленно, будто преодолевая какие-то неведомые силы, потянула за собой пиджак и жилетку, образуя расходящийся конус черноты. Конус расширился до диаметра хорошего блюдца, вытянулся на полметра сзади его тела и тут же пропал с хлопком. Азиат, у которого во всю грудь зияла огромная дыра, ничком рухнул на пол. Солдаты попятились к двери.

— Всем лежать! — Заорал я по-русски.

Солдаты послушно легли. Пленник смотрел на всё это с неподдельным ужасом.

— Что сидишь, как истукан, — Я показал на него револьвером. — Доставай мешки из контейнера.

Он поспешно открыл мой контейнер и достал два увесистых мешка, а я поднял с пола кочергу, не спуская глаз с лежащих солдат. Со всей силы я вдарил кочергой по окну, и мелкие квадратные стёкла посыпались во двор, разлетаясь вдребезги. Обвисшую раму я зацепил кочергой и вытащил в кабинет.

— Бросай мешки во двор и прыгай, — Приказал я пленнику.

Он не стал дожидаться повторного приглашения и сиганул в окно.

— Лежать полчаса, — Приказал я солдатам и последовал за ним.

Конюх успел оседлать уже трёх лошадей. Услышав выстрел, во двор выбежали несколько солдат. Я приказал им лежать и выстрелил в воздух для наглядности. Больше с ними проблем не было: они так вжались в землю, что, похоже, им придётся потом выкапываться.

— Мешок покрепче привяжи к седлу, — Командовал я. — От меня не отставать, в лес не заезжать.

Я вдарил в бока лошади каблуками своих туфель, и мы галопом вынеслись со двора.

Солнце уже садилось, небо окрасилось в оранжевые тона, тени удлинились. Я заметил небольшой ручеёк и направил лошадь туда.

— Бежать не советую: в лесу лучше держаться вместе. Здесь такие твари попадаются, что вмиг отгрызут всё, что не приколочено, — Я показал на мешок, притороченный к его седлу. — Здесь, кстати, кое-какая одежда, наша вода, ну и мелочь всякая.

Не без труда я слез с лошади и взял её под уздцы.

— Тогда почему бы нам не продолжить путь? — Он усмехнулся, глядя на меня сверху вниз.

Его обнажённая фигура отсвечивала в лучах заходящего солнца, он держался в седле ровно, чего нельзя было сказать обо мне. А ещё у меня страшно болели спина и копчик, и я в душе радовался, что могу немного расслабиться.

— Хочу тебе кое-что показать, — я пошёл к ручейку. Он последовал за мной на лошади.

Из своего мешка я достал небольшой ковш, который прихватил на подворье. Моя лошадь не захотела подходить к воде вплотную, но я исхитрился наклониться, не выпуская поводья из руки, и зачерпнул полный ковш воды.

— Смотри, — Я поднёс ковш к своему лицу, а он наклонился в седле и сочувственно посмотрел на меня, как на больного.

В воде отражались подсвеченные красным облака.

— Я конечно понимаю, что тебе хочется романтики, но, может, ты мне расскажешь, зачем нужно было всё это устраивать, когда можно было просто сказать, что хочешь переспать со мной?

— Это всё потому, что ты только об этом и думаешь, — Процедил я сквозь зубы, отвинчивая крышку фляги пальцами правой руки, одновременно пытаясь удержать в левой ковш и не выронить флягу. Наконец, мне это удалось. — А теперь смотри внимательно, — Я наклонил флягу и капнул большую каплю в ковш с водой.

Капля упала на поверхность воды, но не смешалась с ней, а повела себя так, будто её капнули на твёрдую гладкую поверхность: она собралась в полусферу и стала кататься по поверхности воды. Он заворожено следил за каплей. Когда этот цирк мне надоел, я выплеснул воду в траву.

— Это другая вода, — Я засунул ковш обратно в мешок. — Здесь вообще всё другое.

Я залез обратно на лошадь и мы с ней потрусили вдоль горного склона. Спустя минуту он нагнал меня. Лицо его выглядело слегка озабоченным.