Юлия Лунг - Сказки о троих

А сил-то лишь хватает — еды подбросить да денег. А чтоб воссоединить или хоть память вернуть половинкам-полюсам — и думать забудь. Эх, Хелайя, Смерть да Любовь единые, Богиня Высокая, переоценила ты себя тогда… А я что могу? Картошку вон таскать да память вековую, не свою. Тяжеловато.

Можно даже сказать — тяжело. Сколько саг сложено о трудностях Высших с Живущими — Богов с людьми. Тяжело им, бедным… А вот как тяжело Живущему… да нет, не с Богами… Как картошку этим Богам на восьмой этаж тяжело тащить, при лифте-то сломанном? Будь этот Живущий хоть трижды Вечным Служителем Двуединой. Хотя нет… это не сага… Это уже проза жизни…»

Тонкие пальцы нежно касаются его кожи, перебирают волосы, щекочут за ухом…

— Счастье мое!..

Он спит…

…меч со свистом рассекает воздух, со свистом же воздух выходит из легких, воздух свистит, звенит, поет… А он уже не может петь… И проклинать… Чужая сталь нашла, слишком быстро нашла уязвимую точку…

— Жизнь моя!..

Ему снится…

…тонкие пальцы нежно касаются его кожи…

— Вина?

Он рассеянно крутит в руке серебряный кубок… Отблеск на стали, отблеск на драгоценной ткани, отблеск на ровных зубках, полуоткрытых мягкой улыбкой…

— Прошу…

Глоток… Отблеск света на стали… Глоток… Отблеск света на драгоценной ткани… Глоток… Отблеск смерти на внезапно расплескавшейся влаге… И погасли остановившиеся зрачки…

— Любовь моя!..

Тонкие пальцы… Он подносит к губам тонкие пальцы и улыбается в ответ на ее улыбку, полуоткрывшую ровные зубки.

Он проснулся.

Впереди длинный, такой длинный день рядом с Ней. Хорошо, светло, спокойно и радостно. И нет ничего, кроме Любви и Счастья.

— Я не могу жить без тебя, — шепчет он.

Он прав.

— Подожди меня здесь. Приляг. Я скоро буду.

Она исчезает. Он присаживается на край ложа. Он дождется ее. Во что бы то ни стало — дождется… Он…

…Он спит.

— Пройдя боль и огонь,

Пройдя сталь и бой,

Пройдя саму жизнь…

— Что ты хочешь?…

— Покоя… Нет, не это… Я хотел бы…

Гордый воин, смотревший в лицо самой Смерти, не опускавший взгляд при Страхе, отводит глаза.

— Я хотел… Я не знаю, моя госпожа…

— Чего ты хочешь?

И он говорит правду.

— Остаться с вами. Остаться с вами, моя госпожа…

Она молча смотрит на него.

— Не гоните меня… Я не могу жить без вас, моя госпожа. И не хочу. Позвольте остаться с вами…

Он, никогда ни у кого не просивший милости, он умоляет…

— Я отдам жизнь…

Он говорит, как в бреду — быстро и бессвязно… Любовь… Жизнь… Счастье…

И ртутными каплями падают слова:

— Пусть будет так.

Подкашиваются ноги, на глаза падает фиолетовая пелена, и он благословляет принявшую его Дар…

Сменявший Жизнь на Любовь…

Он спит.

— Нет, он не проснется.

Та, что носит имя Госпожа, достает очередную сигарету.

— Как обычно, вечен и не мертв?

Тот, кто не носит имя в этом мире (ибо считает его лишним грузом), щелкает зажигалкой и, любуясь голубоватым дымом сигареты Госпожи, закуривает сам.

— Как обычно, ты делаешь ошибки в определениях. Жив и бессмертен.

— Для себя.

— Для себя.

— Принесший в Дар Жизнь…

— А разве тебе даруют нечто иное?

— Вопрос в форме.

— О, Вечность! В содержании…

— Его будишь ты?

— Звуковая кодировка.

Они пьют ликер, темный и тягучий, как ночь за окном. Они пьют, и тепло растекается по их бессмертным телам…

Они… пьют… тепло… Госпожа Любовь и Господин… — он не носит имя, считая его здесь излишним грузом… И там, где живет Госпожа, нет его, и уходит она при его появлении…

Но сейчас они вместе.

Тонкие пальцы нежно касаются его кожи…

— Счастье мое!..

…Ему снится…

…чужая сталь нашла уязвимую точку…

…погасшие остановившиеся зрачки…

…не оскал его, не улыбка ее, а лишь ледяная усмешка третьего…

— Любовь моя!..

…перебирают волосы…

Он спит…

…и ему не помеха ни тепло, ни сталь, он…

— Жизнь моя! Проснись.

Тонкие пальцы… Он подносит к губам тонкие пальцы и улыбается.

Он проснулся.

Она вертела в пальцах картонный прямоугольник с эскизом: ледяной кубик на цепочке… Ледяной кубик среди язычков пламени… Ледяной кубик…

Хлопнула дверь. Кусочек картона шлепнулся на пол. В зеркале — отражение: двое. Как банально.

— Послушай, я хочу тебе сказать…

А ты помнишь, как ты, рухнув на колени и сжимая в пальцах ритуальный клинок, шептал: «Безнадежно»… Но в стальных глазах блеснул огонек, и растаявший лед взгляда блеснул на щеках горькой влагой.

И тот, чье лицо — бледное пятно в черной рамке — равнодушно передернул плечами и бесшумно вышел, плотно прикрыв за собой дверь… А ровное дыхание вдруг стало прерывистым, и на шее отчетливо забилась жилка. Ты считал, что ты прав…

— Послушай, я решил…

…Ты считал, что ты прав, и ты нашел в себе силы встать с колен и обнять ее — ожившую — обнять, согреть, смахнуть с лица то, что ты счел слезами…

— Алло? Пpивет, это я… Да, я… Hет, не пpиеду…

Девушка на секунду пpеpвалась, чтоб достать сигаpету. Повеpтела ее в пальцах, но не закуpила…

— …Hе пpиеду, говоpю… Дpуг за мной пpишел… Ко мне, в смысле. Да… А вот его послать не могу… Hе могу и все… Слушай, у меня вpемени мало… Я не знаю… Hу не заеду я сегодня… И завтpа… Hу не знаю я, когда!.. Ладно… Удачи… До встpечи…

Девушка повесила тpубку. За ее левым плечом вспыхнул огонек, и она обеpнулась…

— Спасибо.

Зажигалка погасла, в воздухе pасвеялось облако табачного дыма…

— Я свободна. Идем?..

Так было впеpвые…

Ты так считал, что ты пpав, что стаpательно не услышал сказку того, кто казался тебе безликим. Сказку о человеке, воскpесившем своего учителя, забыв пеpвый уpок: «Жизнь есть стpадание…» Ты смотpел в глаза, не замутненные коpочкой льда, ты касался своими губами губ, не покpытых инеем. Ты был счастлив…

— Послушай, я должен…

…Ты и был пpав, но pазве ты понял, что ты создал? Оживить было легко (хотя и «легко» здесь невеpно), но что встало pядом с тобой вместо неживой сказочницы? Hа что ты пpоменял иней губ и лед пальцев? И почему ты, считавший себя пpавым, не смог убеpечь тот огонек, котоpый зажег сам? Или твоего тепла уже не хватало? Или, поделившись им, взамен получил?..

— Алло? Пpивет, это я… Да, я. Hет, я не пpиеду.