Лао Шэ - Избранное

— А что творится в Пекине? — спросил пастор.

Ньюшэн, зная о мятежах, которые вспыхивали здесь и там, очень интересовался слухами. Его церковь повсюду одерживала победы, чему он, разумеется, весьма радовался, но в то же время его мучило беспокойство. Он боялся за свою голову, которую мог в любой момент потерять. Что ему тогда от всех этих побед?! Он написал письмо дяде и попросил у него совета, как у самого крупного знатока Китая, который лучше самого всевышнего разбирается в китайских душах. В письме он старался намекнуть, что закусывать жирной пуляркой, конечно, неплохо, но вот как быть с головой, которую можно потерять в любой момент? Дядя ответил кратко и ясно: «Ты похож на ту кошку, которая боится мышей! Зачем их бояться? Если заварится каша, мы пошлем солдат. В дикой стране любая неразбериха нам только на пользу! Спроси у всевышнего, прав я или нет? И еще одно, самое главное: что бы там ни происходило, тебе следует приобщать души к лону церкви. А ты вроде как собираешься от этого увильнуть! Разве угас в тебе пыл проповедника? Словом, хочу, чтобы жизнь твоя была беспокойной и чтоб в местах, где ты живешь, никогда не было мира!»

Пастор Ньюшэн прозрел. Все, что писал дядя, — сущая правда. Недаром он разбогател. Уверенность пастора сразу окрепла. Он подумал, что эти китайцы вряд ли отважутся на бунт, но на всякий случай решил посоветовать своему посольству держать под рукой солдат, чтобы пустить их в дело, не дожидаясь событий. Надо, мол, держать ухо востро!

— Что творится в Пекине? Наверное, повсюду грязь и смрад! Каково место, таковы и люди! Кха-кха-кха! — закудахтал пастор.

Доверительные и задушевные слова, рассчитанные на полное понимание собеседника, доставили Глазастому До большое удовольствие, которое отразилось в улыбке, расплывшейся на его лице. Если пастор разговаривает с ним по-простому, без всяких церемоний, значит, они стали друзьями. А коли так, надо, как говорится, ковать железо, пока горячо! Он перешел к главному вопросу.

— А вы знаете, святой отец, лавочник Ван, хозяин «Торговой удачи», мятежник! Он поносит вашу паству и клевещет на церковь!

— Значит, надо на него заявить! Непременно! — Пастор подумал о дяде. Сейчас его родственник не посмел бы сказать, что племянник похож на трусливую кошку. В голове проносились разные мысли. «До нынешнего дня все судебные дела, связанные с религией, затевали католики. А теперь поднимет голос пастор Ньюшэн и сделает это в защиту своей церкви… Раньше религиозные суды начинались в сельской местности, а сейчас поднимется буча в самом Пекине! И он, конечно, сразу же прославится! А там — и почет и деньги! Посольство находится в Пекине. Если у него под носом готовится бунт, можно заранее послать солдат для подавления. Кроме того…» Ход мыслей все больше приводил его к заключению, что лавочник Ван — мятежник. Он непременно должен быть мятежником!

Глазастый До чувствовал некоторую неуверенность. Чтобы заявить на лавочника, надо иметь доказательства. А где они? Конечно, ему мог бы помочь младший брат, однако в этом случае Глазастый должен признать свою ошибку. Что же делать? А что, если попросить пастора, чтобы он заставил лавочника принести свои извинения? Пусть тот устраивает стол с выпивкой! Правда, Ван может отказаться. Вот тогда он и донесет на него властям!

Пастор также пребывал в нерешительности. Как же все-таки обстряпать это дело? И вдруг ему пришла в голову хорошая мысль:

— Помолимся! — Он склонил голову и закрыл глаза.

Глазастый До немедленно последовал его примеру и тоже закрыл глаза. «Куда же лавочник нас пригласит? — подумал он. — Можно пойти выпить в Шаньдунский ресторан, что за Передними воротами — Цяньмынь. Но неплохо посидеть в какой-нибудь известной харчевне, где готовят отличное белое мясо! И там. и здесь есть свои достоинства». Мечтая о застолье, он забыл о том, что надо сказать всевышнему.

— Аминь! — Пастор открыл глаза, а Глазастый До закрыл их еще крепче. Его душа, переполненная самыми чистыми чувствами к богу, словно освободилась от земного бремени.

— Итак, сначала заставим его попросить прощения! — сказал Ньюшэн. Он уже смекнул, что прежде всего надо сытно поесть за счет лавочника. Это будет самым разумным!

Глазастый До, как и всякий другой невежда, презирал знания. Не любил он также людей с «твердой косточкой», потому что сам такой твердостью не обладал. Что он любил? Пожалуй, больше всего — мясо под соей. Но кое-что он все-таки знал. В его голове, например, хранились всякие пустяшные и малоправдоподобные истории, из которых одну он рассказывал особенно охотно, потому что в ней шла речь о мясе под соусом. «В лавке „Торговая удача“, — говорил он, — есть здоровенный пень от какого-то огромного дерева, на нем хозяин разделывает вареное мясо. Как вы думаете, отчего этот пень такой высокий? Ведь в древности, как известно, стол для разделки мяса делали низким, чтобы нашим знаменным братьям было поваднее брать с него куски мяса: один тянет кус пожирнее, другой попостнее словом, кому что правилось. Понятно, что во время трапезы одна рука натыкалась на другую, один нож — на второй. В любой момент могла возникнуть перебранка и пролиться кровь. А где кровь, там и суд! Вот тогда пень стали делать все выше и выше, чтобы ни рука, ни тем более нож не могли столкнуться. Так-то!»

Рассказывая эту преглупую историю, он тем не менее своего мнения не высказывал, но зато с охотой делился своими предположениями, извлекая на свет другой рассказ, в котором слушатель мог обнаружить особый смысл. «Как известно, многие знаменные люди весьма любят нюхать табак. Придет один из них в табачную лавку, вынет свою табакерку, а перед ним уже суетится приказчик. Кладет на прилавок горсточку табака и предлагает гостю попробовать. Нюхайте, мол, на здоровье и набивайте свою табакерку. Так вот, неплохо, чтобы такой порядок завели во всех пекинских лавках тогда не будет ни произвола, ни мошенничества… В свое время некоторые приказчики такого правила о понюшке табака не знали, и покупатель часто томился возле прилавка, не зная, что ему делать. И тогда одному знаменному пришла в голову светлая мысль. Если он видит, что на прилавке нет кучки табака, то подзывает к себе приказчика и хвать его по физиономии. Раз, другой — и что же вы думаете? Помогло! „Понюшка с почтением“ стала в табачных лавках обычным явлением».

Если вдуматься в истории о пне и понюшке табака и сопоставить их вместе, нетрудно заметить, что Глазастый рассказывал их не случайно. Тот, кто их слушал, должен был сообразить, что лавочнику следует вспомнить некоторые старые обычаи и подавать клиентам «мясо с почтением».

Глазастому было совершенно безразлично, знаменный он или нет и следует ли ему защищать свое маньчжурское достоинство. Но вспоминая обычай «о понюшке табака», он невольно задумывался о преимуществах, которыми когда-то пользовались знаменные собратья. Вот именно! Ведь что не говори, а этот обычай (сколько еще было других!) изобрели именно они, маньчжуры! После обращения в новую веру он пришел к такому интересному выводу: бог вначале создал пекинского человека, а уже этот знаменный пекинец изобрел все хорошие правила и обычаи.