Светлана Бойкова - Черное и белое

— Закон неумолим для всех, но демоны лгут — такова их сущность, они не могут иначе, их ложь тонка и искусно завуалирована. Они переворачивают правду в ложь, а ложь — в правду.

— Неужели все так плохо для демонов? Я точно знаю, что лестница восхождения не закрыта ни перед кем, даже перед демонами. Об этом мне рассказывал наставник воинов Света.

— Я не совсем знаю, каковы тут задействованы законы… по всей видимости, тебе самому придется выяснить исинные причины происходящего. Но могу предположить лишь одно: для подобного восхождения требуется столь острая ясность сознания, которой владеют здесь немногие.

— Я думаю, мне придется узнать многое, но для этого нужно двигаться вперед, а, если быть абсолютно точным, то вниз. Прощай, коротышка, будь счастлив, ты идешь туда, где мое пожелание действительно имеет свой смысл. И, честно говоря, я тебе немного завидую, — сказал Алекс и сделал несколько шагов навстречу неясному зеленоватому свечению, но остановился и обернулся. Коротышка вскочил, бросился к Алексу, они молча обнялись, пожали друг другу руки и каждый пошел своим путем.

Какое-то время Алекс шел в полной тишине, но нечто, очень напоминающее шум воды, наполнило атмосферу, а еще через мгновение он почувствовал провал вниз и оказался посреди медленного потока, вызывающего невообразимое отвращение. Поток двигался по мрачному миру, заключенному под высокий свод. Мир напоминал огромную канализационную трубу, а поток — нечистоты. Алекс угодил в поток по самые бедра и ощущал, как в зловонной жиже кишат существа — одни из которых охотятся, а другие пытаются избежать участи жертвы. В одну сторону поток уходил вдаль, сужаясь до бледно-светящейся точки. С другой стороны делал резкий изгиб влево и исчезал из видимости. Алекс решил обследовать изгиб потока и разузнать, что там, за поворотом. Чем дальше Алекс двигался к изгибу потока, тем более портилась «погода» этого мира. Невозможно было понять, откуда исходит полусвет, мертвенный и бесцветный. Мельчайший дождь, почти водная пыль, сеялся на поток, отчего вода на его поверхности покрылась мелкими пузырьками, как при закипании. Интенсивность движения существ внутри потока заметно возрастала с каждым шагом Алекса, и продвижение вперед было совсем непростым делом. Рискуя упасть, он все же достиг изгиба. Здесь, за поворотом, мрачный туннель становился шире в два-три раза, а поток исчезал из вида совсем близко, подобно тому, как на Земле неожиданно исчезает река, превращаясь в крутой водопад. Посреди потока, на возвышающейся из него тверди, сидел человек — он был почти гол, худ, изнурен, его тело было покрыто нечистотами, он с отвращением к самому себе периодически стряхивал их, но они возникали на его теле сами собой. Однако подойдя совсем близко к человеку, Алекс был немало удивлен — незнакомец с большим удовольствием, прищурив глаза, курил сигарету с фильтром. Да, именно сигарету, какие курят люди в человеческом мире на Земле! Стряхнув пепел в поток, незнакомец посмотрел на Алекса с таким видом, как будто знал его целую вечность — не меньше.

— Какое наслаждение… Никогда не подозревал, что выкурить сигарету здесь — такое счастье. Кстати, ты должен учесть, дым отбивает тошнотворный запах тлена. Знаешь, приятель, о чем я мечтаю? — незнакомец глубоко затянулся. — О чашке кофе. Меня просто съедает тоска по мягкому теплому миру там, на Земле. Мечтаю вновь увидеть траву, землю… да просто выспаться на диване тихой ночью. Когда-то все это было у меня. Ты и представить себе не можешь, какое это богатство, — незнакомец томно закрыл глаза.

Алекс не нашёлся, что ответить незнакомцу и молчал, вглядываясь туда, где обрывался поток. В самом его конце полупрозрачные, дымно-бурые людские тела, выныривая из потока, метались взад и вперед, цепляясь за что попало, лишь бы не упасть заново.

— Мне повезло, я нашел твердь и вынырнул, теперь дело за малым — нужно подняться вверх. Этим повезло меньше, — незнакомец кивнул головой в ту сторону, куда смотрел Алекс. — Честно говоря, мне их очень жаль… Иллюзия страшного небытия — это такая дрянь… Ты думаешь, там водопад? Вот-вот, и я был уверен в этом! Но там нет ничего, ни берега, ни свода, ни воды — там все беспредметно, все растворено и серо.

— Как же эти несчастные? — Алекс кивнул на мечущихся людей.

— Я же говорю — иллюзия страшного небытия. Там нет никакого тела, там и намека нет на какую либо среду. Все гаснет там, кроме одного — самосознания.

— Ты совершил что-то ужасное? — рассеяно спросил Алекс.

— Нет, упаси Господи… Во всем виноваты машины. Тупые, безмозглые машины привели меня сюда.

— Не понимаю.

— О, в этом вопросе не совсем все ясно и понятно… но у меня была уйма времени, чтобы кое в чем разобраться. Иногда я подозреваю, что объяснение всему придумал я сам, чтобы снять с себя собственную тяжесть.

— Это уже интересно. Я готов выслушать тебя, даже стоя в этом вонючем потоке.

— Пожалуй, я расскажу тебе кое о чем… Впрочем, я удивлен собственной болтливости, мой язык — как помело. Наверняка оттого, что я молчал долгое время — много месяцев, а, может быть, и лет. Я напрочь потерял ощущение времени. Ты — мой первый собеседник… Так вот, там, на Земле, я был страшным пьяницей и гулякой. Бывало, я валялся в грязи, будучи смертельно пьян, меня приносили домой весьма малознакомые мне люди и клали у двери моего дома, как вещь. Самое интересное — я не был себе противен, наоборот я любил себя, кичился своей свободой, для меня не существовало ни границ, ни запретов.

— Так ты пьянствовал, парень? Доводя себя до мерзкого состояния? Ты разрушал и уничтожал себя! Но в чем виноваты машины? Где логика? Признайся, она отсутствует.

— Виноваты машины, — настойчиво продолжал незнакомец. — Так вот, напивался я от одуряющей скуки. Знаешь, чего я боялся больше всего? Тишины. Тишина — это страшная штука! Именно она ставила меня лицом к лицу с моей душевной опустошенностью.

— В это я, предположим, не совсем верю. Человеку, который мыслит, анализирует, любит природу, литературу, искусство не бывает скучно наедине с самим собой, — парировал Алекс, подавшись вперед всем телом и едва удержавшись на ногах.

Одна из сущностей, вспенив поверхность потока, мощно ударила Алекса по ногам и едва не опрокинула его.

— Придется поверить, — сухо отозвался незнакомец, — природа для меня был мертва, смертельно скучны литература и искусство, а вера в Божество вызывала лишь высокомерную насмешку. Я «мыслил машинами» — все расценивал мерилом практической полезности. Я сам ощущал себя винтиком гигантской машины, считал это нормой и не только — я гордился этим. Наука и ее великие достижения — вот что вызывало во мне уважение и трепет. Наука — вот что было, бесспорно, чем-то высшим, чем я сам, чем многое вокруг.