Владимир Близнецов - Грань

Три человека. Карл привык, что в это время здесь не бывает больше трех-четырех. Они всегда разные, неизменным остается только их количество. Загадка.

Карл потянулся. Дымящийся окурок опустился в урну.

Теперь можно читать дальше.

И первая же колонка на десятой странице заставила его погрустнеть.

Опять этот неуловимый сумасшедший искалечил людей. Бедняги никогда не станут снова полноценными людьми. Какой уже случай за последний год? А сколько еще не просочилось в прессу. Милиция в этой стране не любит делиться так нелицеприятной статистикой. И не делится. Но даже официально этот псих искалечил более сорока человек. Сорок человек никогда не смогут жить нормально.

Карл вздохнул. Он очередной раз подумал, что люди от природы злы. Зло накрепко сидит в душах и умах с рождения, но только единицы становятся такими моральными выродками. Что бы у остальных перед глазами был пример, во что можно превратиться, если во всем дать волю чувствам, своему ненасытному внутреннему «я».

А еще он подумал, что хорошо бы избавить общество от этого конкретного примера человеческого зла.

Теперь цель без сомнения найдена. На то, что этот маньяк будет пойман правоохранителями не осталось никакой надежды.

Подумав так, Карл перевернул страницу и углубился в чтение спортивных новостей.

Недолгий период нервного напряжения заканчивается и скоро можно будет выкурить вторую за сегодня сигарету. А затем направиться на работу — редакция ждет новых снимков.

И хорошо, что там не спрашивают, откуда у Карла деньги на фирменную одежду и Land Rover. Коллеги еще не видели его квартиры.

Я сижу в ресторане быстрого питания, недалеко от офиса своей фирмы. То есть фирма, конечно, не моя — я просто там работаю. Но и так все понимают.

Глаза скрывают темные очки из дешевого пластика. Мне нравится ходить в таких — совершенно спокойно могу разглядывать чужие лица, изучать, давать каждому характеристику. Не помню, где было написано что-то навроде «не развешивай ярлыки». То ли в Библии, толи в книжонке про правила хорошего тона.

Я ярлыки вешаю всем.

Гораздо проще общаться с людьми, когда примерно можешь предугадать их реакцию.

Сегодня в интернете уже прочел про свои ночные похождения. Про то, какой я гад, садист, бесчеловечный урод… и прочая. Ну что взять с обычных людей. Они мыслят и живут настоящим временем, никто не думает на перспективу.

Сейчас они жалеют случайных отморозков. А если б эти упыри что-нибудь успели сделать их доченьке или сыночку? Да они бы сами первые схватились за ножи и на каждом углу кричали о необходимости смертной казни для таких ублюдков.

Так что «народ такой норот», как говорят некоторые в том же интернете.

Приходиться мыслить за всех. И хорошо, что мой голос все-таки что-то решает в мире. Предпочитаю верить, что моя способность дана не просто так.

Способность не быть зачинателем драки, не быть провокатором.

Только отвечать.

Первый удар обязательно должен быть пропущен, и если человек так и не решится на него, то он — не мой клиент.

Зато уж если двинет! Да так, что голову чуть не оторвет, то я с чистой совестью могу ответить. В два раза сильнее. Кто бы передо мной не стоял: Валуев или Вася Пупкин из девятого «бэ». В два раза сильнее!

Обеденный перерыв подходил к концу, когда в ресторан вошел белобрысый молодец. Без лишних слов подошел к очереди и стал распихивать людей, пробираясь к кассе. Что удивительно — многие роптали, тихо возмущались, но никто не препятствовал. Ну что за стадо перед волком!

Оставляю недоеденную булку и встаю. Утяжелители — в карманах, голова на плечах: готов к труду и обороне!

Тем временем наглец успел добраться до кассы. Но там бабка советской закалки закатила лекцию о бессовестной современной молодёжи.

Каким ветром её сюда вообще занесло? Не иначе, как с внуком.

Я подхожу сзади, кладу руку на плечо этому блондинчику.

— Встань в очередь, — мой голос как всегда тих и не выражает ничего.

Парень только бросает в мою сторону злой взгляд и пытается отодвинуть с пути старушенцию. Бабка сопротивляется, крепко вцепившись в рукав гавайки.

Толпа молчит.

Я повторяю просьбу еще раз. Наконец следует более осмысленная реакция:

— Отвали нафиг!

Пытается скинуть ладонь с плеча, но я сильно сжал пальцы.

— Встань в очередь, — третий и последний раз.

Парень наконец вырывается из бабкиных объятий и с размаху бьет меня в лицо. Правда, что-то он не рассчитал, и удар прошел по касательной, даже очки не слетели. Эх, слабовато! Но второго нет смысла ждать.

Колено врезается в живот, белобрысый охает. Тут же — с боку в челюсть. Удары выходят не сильными. Хватаю за ворот и выволакиваю из толпы в зал. Парень вырывается, кричит что-то про папу и конец. Даже пытается призвать на помощь окружающих.

Толпе пофиг. Люди у кассы спокойно делают заказы.

Прикладываю белобрысого лбом об пол. Тихо хрустнуло, кажется и нос сломал. То, что надо.

Замечаю, что от двери бежит охранник. Опомнился, родной. Интересно, кого он за виноватого считает? Наверное, меня — я ж победитель. Проигравших в любом случае жалеют. Эх, плохо не успею с этим хмырем закончить. Ведь через два дня опять будет доставать людей подобными выходками. Причем, если про папочку правду говорил, то с телохранителем.

Нет, пожалуй, ты так легко не отделаешься.

С ближайшего стола хватаю зубочистку и быстрым движением всаживаю в глаз. Сквозь веко. Блондин дергается.

ЧОП-оповец наконец добирается до нас, хотел было пнуть меня. Но я легко ушел и сам в отместку несильно двинул ногой под зад. Охранник с матом упал на лежащего.

Я быстро выскочил на улицу и через несколько минут был на рабочем месте.

«Ничего себе сходил за хлебушком!»

Карл медленно и осторожно втягивал дым только что зажженной сигары. С наслаждением прополоскал дым во рту и выпустил аккуратное колечко.

Стоящая рядом на столике бутылка виски на треть была пуста. Она прижимала собой газету. На странице, прямо у донышка бутылки, был напечатан снимок коротко стриженого мужчины лет тридцати, в солнечных очках.

Под заголовком «Сын заместителя мэра изувечен в драке».

Вторую порцию дыма Карл пустил в легкие, откинулся на спинку кресла.

— Я нашел тебя.

Карл проговорил это с видимым удовольствием и умиротворенной улыбкой. Дым постепенно рассеивался по дорого-обставленной квартире. День приближался к своему завершению.

Когда от сигары осталась одна треть, Карл положил ее в пепельницу. Докуривать до кончика — это моветон. И сигара должна потухнуть сама, специально затушить ее — выказать неуважение к мастеру.

Карл не спеша поднялся, прошел в ванную. Холодная вода стерла легкое опьянение. Затем — бритьё.