Татьяна Мудрая - Моя карманная смерть, или Заповедник вайперов

Меня просто бесит, как Рут выламывается из-за этой женщины. Просто римейк старинного фильма «Арлетт», где брачный аферист охмурял тетку много старше своего возраста — до тех пор, пока не влюбился в неё по уши. Чувство вины — о, это я как раз понимаю. Собственно говоря, именно оно и заставило его так быстро прибыть к ее порогу, обогнав меня по крайней мере на два часа, хоть мы и договаривались работать его аферу вместе. И теперь эта вина принуждает Рута безропотно сносить в высшей мере оригинальный юмор пациентки.

Когда он после Эрмитажа (и на кой он им сдался, туда же на водопой целые туристические стада ходят) предложил ей поужинать в ресторане, наша Тали вроде как сие одобрила. Когда он заявил, что тамошний фэйс-контроль женщин в штанах не пропускает, она кротко согласилась на юбку. Но, я так думаю, чуть позже она подглядела в щелку смежного с ним гостиничного апартамента, как он облачается в нашу «классику»: черный смокинг с атласными отворотами, темно-серые брюки, лакированные башмаки и крахмальную рубашку с небольшими золотыми запонками. (Еще не хватало цилиндра, трости и плаща-крылатки; но это вроде к фраку положено.) И в качестве противовеса нацепила на себя (и у кого одолжила только) длинную, до пят, юбку хаки со вставкой из вологодских кружев, ажурный золотистый топ поверх зеленой водолазки и армейские башмаки тридцать восьмого размера! Не спорю, в эту весну пол-Питера разгуливало таким же в точности образом, но то были совсем юные пацанки.

В ресторане я уселась поодаль и наслаждалась той брезгливой миной, с которой Тали перерывала меню в поисках чего-либо условно вегетарианского (или, на худой конец, постного), а потом терзала винную карту, вполне внятно скандируя французские и испанские названия вин, чтобы потом потребовать у шокированного официанта бутылочку «Терской минеральной». Чуть попозже, неохотно ковыряя у себя в тарелке с соевым муляжом бифштекса, эта тезка жены поэта в полный голос сожалела, что «Родя» не повел ее в китайскую или японскую забегаловку, какие тут на каждом шагу, и громко восхищалась умением Рута готовить… Кончилось представление тем, что он торопливо затолкал в себя добрых две трети заказа и повлек даму кормиться в номер, где у них была крошечная кухонька с аэрогрилем и электрическим чайником.

А на следующее утро он перетащил ее (и, стало быть, меня) через финскую границу — я так думаю, у них это было спланировано заранее.

Я, конечно, понимаю, что нам постоянно приходится бравировать теми правилами, которые установлены для нас дубовым российским законодательством, иначе просто не удержишься на плаву. Однако ради чего Рут подставляет всё наше общество именно во время, когда оно и так балансирует на краю пропасти? Разумеется, за рубежом мы вольные птицы, желанные гости, только и питаемся, что от восхищенных поклонников и поклонниц, но ведь возвращаться всё равно придется через тот же силовой горизонт. И вообще, к чему эта его медлительность, эта игра в непонятки?

— Вивиан, — сказал он, когда я попыталась выразить ему свое робкое возмущение, — я не могу ей солгать. И уже не смею сказать правду.

Прибыли в Испанию, чтобы черпать здешнюю красоту большим уполовником. Любимая страна моего нынешнего покровителя. Ну, он норовит таскать меня по соборам, музеям, паркам и академиям изящных искусств, а меня с чего-то потянуло в скромненький и по виду наполовину заглохший монастырь босых кармелиток. Монахинь тут несколько больше, чем пятнадцать лет назад, и они почти никого к себе не пускают. Возделывают свой сад, как говорится. Когда я спросила, есть ли в ком-нибудь из них королевская испанская кровь, как бывало в прежние века, они, похоже, не совсем меня поняли и посмотрели на нас обоих с жалостью. Славные женщины — и даже не очень старые. Внутри у них не очень большая, но представительная коллекция картин, потрясающие старинные гобелены и много цветов: просто не надышишься.

Да, мой Роджер последнее время что-то юлит. Всё время говорит (со своими шефами, что ли?) по мобильнику — он у него от Филипса, жутко навороченный, — а мне не докладывается. И не позволяет хоть как-то включаться в современную реальность. Во всем прочем замечательно: я на нем в буквальном смысле верхом езжу, потому что при ти-порте еще ладно, а вот во время полета со значительным ускорением никакой вайпер не удержит человека одними руками. Это же тонны две. Поэтому нужно специальное седло с креплениями и ремнями безопасности, и то — ощущение, будто я взнуздала буйный ветер. Кстати, у меня на случай стужи в верхах термобелье, а Родя и так перебился. Именно так мы слетали ночью из Мадрида в Эскориал, а потом сразу в Севилью: ну, это без комментариев.

— Я не могу скакать по всему белу свету, как блоха по перине, — оправдывался тогда Рут. — Есть определенные ограничения.

Иногда в своих стремлениях к секретности он доходит до того, что удлиняет или вообще совсем отпускает мой поводок. Я гуляю где хочу, — Роджер в гостинице обделывает свои личные делишки. И это при том, что для временно беспаспортного вайпера его клиент, по сути дела, такой паспорт и есть. Только я всё равно чувствую где-то неподалеку другую такую же особь, причем сильную. Шестое чувство, наверное. открылось. Или третий глаз.

— Ну да, хитрю и виляю, как собака хвостом, — улыбается мой бледнолицый и белоглазый обаяшка, когда я ему на это указываю. — Имею я право на личную жизнь?

Не поспоришь. Ну, мое дело маленькое. И короткое. Хотя, надо отдать Роду справедливость, под его эгидой каждые мои сутки ухитряются вместить в себя больше, чем иной год.

— Человечество никогда не избежит напастей. Пусть лучше тогда этой напастью будем одни мы, — любит он говорить.

Выходит, он наименьшее из моих личных зол? Ну-ну…

Еще один перл сомнительной ценности:

— Люди возмущаются, что мы едим — или уж там пьем — от них как от представителей вида. Им требуется индивидуальный подход. Вот они его и получили.

— За какие такие грехи?

— Да просто за то, что вы такие разные… И по-разному непонятные.

Он явно хочет спровоцировать меня на… скажем, комментарии личного характера. По поводу некоего приватного выбора. Но я не люблю ступать на скользкий лед.

Нашими приключениями и эскападами Родя наслаждается не меньше меня самой. Когда день проходит удачно, любит пофилософствовать описанным выше образом, имея меня в качестве заинтересованного слушателя, и — право — заинтересованного нелицемерно.

— Мы и вправду нуждаемся в «полной крови» человека, так это вкратце называется, — откровенничает он тогда. — И верно, что по-настоящему только однажды. Как бы перенимаем алгоритм жизни. Идейный стержень, так сказать. Чем раньше это случается, тем надежнее и легче. (Кому?) Прочие вливания могут быть небольшими или почти полными, но со временем мы нуждаемся в них всё меньше… ну, вроде как вы в сексе или гурманстве. Только не думай, что во время войн мы были такими уж великими постниками. Война ведь не спорт и не рыцарский турнир, а игра на взаимное уничтожение. И способа никто не выбирает, уж поверь, ведь в сражении участвует худшая часть человека или… вайпера. Самое страшное в войне — то, что она идет по кругу. И по нарастающей.