Татьяна Мудрая - Костры Сентегира

— Считай, что всё до того было приятной прогулкой по здешним окрестностям, ученик.

Он обернулся — и понял, почему.

Над стенами Лэн-Дархана сияло крошечное озерцо густо-синей воды, шпиль одного из храмов пронзал его тонкой иглой цвета ранней зари. А по берегам озерца застыли хмурые клубки туч того цвета, который и не хотелось бы назвать «свинцовым», но никакому иному определению он не поддаётся. Оттуда высверкивали беззвучные молнии и убирались назад, освещая брюхо своего облака: так, будто на пробу, исходит начало смерча и лижет воздух языком, прежде чем затанцевать в полную силу.

— Гроза идёт, — кивнула Кардинена, встретив его взгляд. — Я ведь намекала тебе, что город — вроде как дамба для всяких природных неприятностей?

— Это ведь от него самого надвигается.

— Обогнул, — неопределенно проговорила она. — В клёщи взял. Не бойся, города Волк не тронет. Он и для него… он как яблоня.

Кто и что этот «он» — Огненный Волк, весь город или шпиль, которого Сорди не видел раньше на фоне общего великолепия, игла, точно выросшая по слову…

По этим словам Кардинены, что она торопливо проборматывала:

«Непонятные стихи, всё-то в них рисуется наоборот», — подумал он. А еще, как водится, вспомнил любимую книжку Голдинга, ту, где на обложке Солсберийский собор работы Констебла. Когда еще мальчишкой он прочел эту вещь, в нём сразу возникли слова: «Вот как человек платит за дерзание». Позже внутри этой мысли возникла ещё одна: «Такова цена за исполнение через тебя воли Божией».

— Карди. А чем человек платит за то, что вызвал грозу, кликнул молнию и дал ей пронзить своё сердце? — внезапно проговорил он.

— Вызвал — это как? — в ответ спросила она. — Ведьмы чулки снимали. Во время засухи в бегучей воде ополаскивались. Иногда было полезно вообще нагишом бегать по траве. А если на бой вызывать…

— Не знаю, как. Вон Роланд перчатку протянул небесам, и там ее взяли.

— Как картель, думаешь? Или как ленную присягу? И вообще — с чего тебя на философию нынче потянуло.

Из-за Сентегира, хотел сказать он. Но знал, что Карди и сама видела далеко впереди крошечный треугольник, подобие сахарной головы, завёрнутой в синюю бумагу склонов: котловина там либо смыкалась, либо переходила в такую узкую тропу, что отсюда не было видно никакого прохода. Да и самого пика временами не находил взгляд.

Зато здесь, под ногами, становилось просторней: как-то незаметно для себя всадники сблизились и пошли рядом, пригибаясь к седлам от внезапно поднявшегося встречного ветра и тяжести туч, что, напротив, настигали их, ложась на плечи.

«Иные воздушные потоки там, наверху, что ли», — подумал Сорди и сказал вслух:

— Не пойму — он нас преследует или защищает?

— Кто, Волк? Да и то, и другое сразу, как и Тэйнри. Идёт по пятам, как исправный заимодавец, и оберегает, чтобы не достались никому другому. Откуда ты вообще взял про защиту?

— Мог бы в единый миг огнём попалить или громом ударить.

Отчего-то фраза у него сложилась на старинный манер.

— Не так просто ему нас взять, ученик, — на этих словах Карди взялась рукой за широкие поля капюшона и потянула книзу. — Лучше делай как я — такой резкий ветер одна гроза перед собой гонит.

Под широким отворотом прятались удлинённые отверстия для глаз, край ложился спереди на грудь почти до пояса. «Ку-клукс-клан», — подумал Сорди, а его спутница кстати отозвалась:

— Братья святого Доминика. Но верней сказать — Зеркальные. Колпак ведь не островерхий, прикинь.

— Мысли читаешь?

— Нет, занимаюсь прикладной физиогномикой.

Голоса их звучали глуховато, но вовсе не зловеще: в ситуации сразу появилось нечто уютное. Едем, как внутри палатки, подумал без слов Сорди: сукно не такое, как на прежних покрышках — тонкое, плотное, полы коням круп покрывают, спереди запахнуто и застёгнуто. А что снаружи, то пускай там и останется.

— Снова размечтался, ученик, — ответила Карди. — Поторопись-ка лучше — первые капли в землю ударили. Лошади того не любят.

— А есть куда? — крикнул он сквозь поток ветра, что внезапно их разделил. — Им роща привычней пещеры, а пока нет ни первой, ни второй.

— Не знаю: места как чужие. Осмотримся.

Тем временем они двигались будто внутрь горы: светлые доломиты сменились тёмным базальтовым гравием, дорога почти незаметно сузилась, по бокам вместо пологих уступов глянцево чернели вертикальные столбы. И Сентегира стало совсем не видать — будто небо сомкнулось с землёй и закрыло всё подчистую. Зато под копытами заплескала вода, пробивая себе встречное русло.

Это начался дождь — негромкий, обильный, внутри которого, по примете, не было места громам.

— Отпустило вроде, — удовлетворённо сказала Карди. — Только давай всё-таки скакунов наших побережём. Нет пути против стигийских вод.

Произнеся эту загадочную фразу, она показала рукой в сторону — там в подножии одного из каменных исполинов виднелось пятно еще большей тьмы. Это была не пещера — скорее выемка под карнизом, которую, видимо, образовал поток.

— Карди, откуда тут река? Место ровное, — проговорил Сорди, борясь с внезапно усилившимся течением.

— Ближнее озеро переполнилось.

Они сошли наземь и вели коней в поводу: спереди карниз нависал так низко, а естественный порожек был так высок, что Шерлу пришлось прижать уши, но в глубине у самой стенки оказалось чуть посвободней. Там и поставили обоих жеребцов — не расседлав, только сняв сумы на пол.

— Не зальёт нас?

— Вряд ли: до весны еще неблизко. Да авось выплывем, с лошадками-то. Нет чтобы тебе про камень спросить — не обвалится ли прямо на наши головы.

— А что, может?

— В принципе здесь всё может случиться.

Карди откинула капюшон, перекатила ближе к ногам небольшую глыбу и села, вытянув ноги и прижавшись спиной к боку лошади:

— Садись рядом и грейся. Сардер нисколько против не будет. Это Шерл гордец — прямо как его бывший хозяин.

— Не к ночи будь помянут?

— Какая теперь ночь — сплошной ливень. Смешалось всё.

— Тогда ученик просит не отделываться обиняками.

— Платишь?

— Обычной монетой.

Оба со значением переглянулись. «Ну конечно, побратим ей рассказал всё до последней ниточки», — сказал себе Сорди. Он начинал привыкать, что знание распространяется тут по неким мгновенным каналам.

— Да будет так. Но ты имей в виду, что тебя самого как разменной мелочи может на всё и не хватить. Повышай себестоимость.

Она помолчала, задумчиво пошевеливая прутиком, зажатым в руке.