Татьяна Мудрая - Девятое имя Кардинены

Она спросила самым ровным голосом:

— Значит, не совладали. Где?

— В лесничестве у Лин-Авлара. Тамошние отстреливались из оружия не нашего образца, и так метко — уму непостижимо. Они отбились, а мы отошли.

— Вы его сюда привезли?

— Нет. Я один приехал, а наши ждут тебя у перевала.

Ее спутники мигом подседлали коней. Карабины, автоматы и прочее оружие приехало с ними, полуразобранное, в рюкзаках и седельных сумах.

Через город шли молча и быстро; по тропам Керт вел их почти сутки.

Воины побратима сошли с коней, сидели кругом возле своих мертвых. Нойи лежал на попоне, укрытый плащом. Его умыли, закрыли ему глаза. Крови не было на лице — только маленькая такая дырочка между бровями. И голова слишком уж глубоко ушла в барашковую шапочку, подложенную под буровато-седые волосы.

— Сорок пятый калибр, — хрипло объяснил Керт. — Ты, ина, его лучше не трогай.

Танеида стала на колени, взяла его руку. Вспоминалось: «…мало-помалу начнешь мозги в дело пускать… собратья по вере… праматерь Рахиль, ей-богу!». И — теперешний запах. Нездешний, приторный.

Люди вокруг ничего не услышали — ни крика, ни плача, только короткий бесслезный кашель.

Поднялась она уже командиром.

— В город не вернемся, здесь хороните. Имена на табличке напишите так, чтобы не смыло первым же дождем. Со мной пойдут только стратены. Те, кто целовал знамя правительству, нарушат присягу, если останутся.

— Ина, я одной тебе давал слово, — сказал Керт. — И все мы тоже.

— Тогда иди со мной и бери кого захочешь. У всех есть полушубки и курево? И лошади кованы на четыре ноги? Идем в сторону Сентегира.

— Не туда, где убили полковника?

— Нет. И поторопитесь.

Свою дорогу она знала, и старина Бахр — еще лучше ее.

Перед всадниками, что сошли с гор, открылась влажная котловина, затянутая снежным покровом, который за время недавней оттепели подтаял и темнел россыпью человеческих и лошадиных следов. Дом стоял будто во сне — ни шороха, ни движения, и окна забиты досками. А сверху лепил мокрый снег — на вялую зеленую траву, на гравий, на крышу, солнечные батареи которой блестели, как крыло мертвой бабочки.

Стали, немного не доходя дома.

— Что теперь, ина командир? — спросил Керт.

— Туда я пойду одна. Если через час не дам знать о себе, хозяин один ты. Белый платок есть у кого?

Сунула за обшлаг дубленки и пошла.

Дверь, как и в прошлый раз, была не на запоре. Вошла в холодную темноту и сразу больно обо что-то споткнулась. Руки подхватили ее, перетащили через баррикаду из стульев и так, придерживая, повели вглубь дома.

Огонь спички вспыхнул, точно невеселый смешок, поплыл к свече. Лицо Денгиля осветилось снизу. Он сидел в «зале» рядом с печью, перетащив сюда оба кресла.

— Здравствуй, ина. Говорить хочешь? Ну что же, садись, поговорим.

— Ты нас хорошо разглядел?

— У Волчьего Пастыря — бинокль, а в ставнях — щели, так что нет проблем. И когда вы придете нас убивать?

— Через час. Только они не придут — пустят зажигалки на твою знаменитую крышу.

— Догадываются, что здесь мины?

— Ученые.

Все было прежнее, знакомое, только сбито в кучу, перепутано. Стол и рояль лежали на боку за баррикадой из стульев. Внутренние ставни тоже задвинуты. И — пустой скелет огромной полки на стене. Исчезли книги.

— Их я загодя отправил. Они живые. Оружие в лэнской земле как-то само о себе заботится. Вот Тергату оставил, — он дотронулся до рукояти. — Остальное — скорлупа, которую я нарастил для своей здешней жизни и радости. Пускай пропадает!

— Сколько людей с тобой?

— Ты будешь смеяться. Семь.

— Я их выведу вместе с тобой или останусь здесь.

— Знаешь, кто убил твоего побратима?

— Ты. Потому что ты отдавал приказы «черным братьям» из Эро, которые вошли в Лин-Авлар.

Денгиль кивнул.

— Ровно через час, положим, — заговорил он холодно, — твой Керт — это ведь он, надеюсь? — еще не начнет, побоится. К той поре мы тебя совместными усилиями уж как-нибудь отсюда выпихнем, хоть связанную, хоть под уколом.

Она тряхнула головой.

— Смертничек нашелся. Гипертрофия совестливости.

— Поэтому ты и привела сюда одних «братцев»? Из сострадания? Чистокровные красноплащники все-таки бывают их помягче. Хотя Нойи все любили в равной мере. Да уж, перед такими мстителями твой именной перстень — защита лишь для тебя одной, и то ненадежная!

— Я привезла тебе силт Шегельда. Его мне дали, чтобы убрать тебя из Лэна, пока не случилось непоправимого — еще до того, как непоправимое всё-таки произошло.

Денгиль не понял. Танеида расстегнула воротник, разорвала цепочку. Открыла кольцо и протянула ему. Камень блеснул на свече синевато-черным.

— Легенский перстень, с редким по цвету алмазом. Возьми, он твой по праву. И власть, и защита, и ответ. Только ты должен будешь присягнуть и этой клятвы держаться.

— Такой камень дает либо лично Карен от имени всех нас, либо магистр, о котором я ничего не слышал. Ты…

— Они сделали меня магистром. В тот самый день, когда ты меня привез сюда.

— Вот оно как… Тем лучше. Леген подлежит суду легенов и платит за свои поступки, настоящие и прошлые, дороже, чем доман. Хорошо, это настоящая игра. Я принимаю.

Она кивнула:

— Я знала, что против такого соблазна ты не устоишь.

Из дома они вышли вместе. Следом — его стратены. Собственно, ей можно было и не открывать свой силт — воинам Братства достало бы взглянуть ей в лицо. Ни на кого не оборачиваясь, сели в седла: она на Бахра, Денгиль и его семерка — на заводных лошадей.

Когда отряд уже взобрался на гребень котловины, сзади послышался негромкий хлопок. Все, кроме двоих, обернулись. И тотчас же с колокольным гудением взметнулось пламя и поглотило дом.

В Гостиничном Секторе их с Денгилем поместили в разные комнаты. Коридоры здесь были почти стерильные, воздух — бесплотный. Естество подземного сооружения ничем себя не выдавало, кроме первородной тишины, которая проступала сквозь суетный гомон человеческой жизни. Внутри комнат было то же удобство и то же безличие, что и во всем этом круге. Двери закрывались изнутри, но ключом, задвижек не было: говорили, что боятся пожара.

Одежду им принесли многослойную: обтяжные темные рубахи до полу с высокой горловиной, обтягивающие руку до самой кисти, поверх них рясы из тонкой белой шерсти с большим вырезом и широкими рукавами до локтя. И еще накидки с куколями, в которых была прорезь для глаз: легенские, черные. Танеида было отказалась рядиться, но то, в чем она приехала, заскорузло от грязи. Да и принята была здесь униформа.

Денгиль обладал счастливым свойством души: умел отодвинуть в сторону неизбежное и жить, как живется. Если ты знаешь, что так или иначе расплатишься за то, что ты сделал в жизни, и это непреложно, как закон, — к чему переживать как трагедию ту конкретную форму, в которой воплощается эта плата?