Надя Яр - Корона

Они её действительно испугались, и в этом не было ничего постыдного, но выросший в патриархальном обществе Кит вряд ли захочет это признать.

— Они испугались чудовища, — сказал Кит. — Но допустим, Вы правы. Однако такой долгий срок диктатуры — семь лет! — должен быть подтверждён народным собранием.

— Насколько мне известно, Ваш отец выиграл выборы революционного семьдесят седьмого года.

— Вы ошибаетесь. Он их проиграл.

— Только из-за открытой манипуляции со стороны политического противника. К тому же с точки зрения Вавилона победитель на выборах — тот, кто получил большинство голосов. По принципу «один человек — один голос».

— Вот как… У нас это несколько иначе… было иначе. Согласитесь, Тета, что новшества, введённые президентом под влиянием Вавилона, могут возыметь неожиданные печальные последствия.

Тета сомневался в том, что б о льшая часть этих новшеств имела прямое отношение к влиянию Вавилона, но предпочёл принять и тезис, и саму подмену темы.

— Любое развитие, — сказал он, — может возыметь нежеланные побочные эффекты. Как и отсутствие развития.

— Возьмём, к примеру, то, что с первого взгляда кажется нам величайшим благом, — продолжал Кит. — Бессмертие. Наука Вавилона избавляет всех желающих от старения и большинства известных болезней. Но что, если ресурсы мироздания ограничены, как и ресурсы одной отдельно взятой планеты?

— Насколько нам известно, — сказал Тета, — в пространстве и времени Вселенная не конечна, и такое вряд ли возможно.

— Допустим. Но нет никакой уверенности в том, что человеческий дух и память созданы для длительного существования. Одним из отрицательных побочных эффектов бессмертия может быть техническая и психологическая информационная перегрузка.

— У нас нет и уверенности в том, что наше так называемое бессмертие действительно таковым является, — сказал Тета. — Что люди не продолжат умирать от каких-то неподконтрольных нам причин. Но если Ваши опасения оправдаются, мы либо решим эту проблему, либо свернём с неверного пути. Последнее технически и политически возможно.

— Пусть так. Однако на Патрии отсутствие смены поколений породило ещё одну проблему. До прихода Вавилона в наш мир человек становился самостоятельным и полноправным гражданином, когда умирал его отец. Благодаря вашей технике люди перестали умирать от естественных причин, и это значит, что сыновья, внуки, правнуки — и так далее до бесконечности — будут оставаться под властью бессмертных и бессменных прародителей. Под властью поколения, живущего в данный момент. Не думаю, что даже сам Вавилон сколько-нибудь доволен этим раскладом. — Кит понимающе ухмыльнулся. — И в самом деле, трудно представить себе что-нибудь хуже… кроме разве что государства, бесконечно находящегося под властью одного и того же человека. Это положение было бы неприемлемо для всех достойных людей, даже если бы облечённый властью был нравственно прекрасен — а если это низменный и бесчестный человек? Людям, живущим под властью бессмертного самодура, не останется ничего, кроме тираноубийства.

— В таком случае, — не моргнув глазом, выдал Тета, — Вас не может не радовать склонность Вашего отца к реформам. Он, вероятно, в самое ближайшее время введёт традиционную власть главы семьи в разумные легальные рамки, и Вы будете избавлены от необходимости подчиняться ему, Кит, если она Вас так тяготит.

С самого начала Тета интересовался не столько предметом спора, сколько собеседником, и вовсе не стремился привести все имеющиеся в наличии аргументы. Увидев, что Джонни и Окойе прислушиваются к разговору, он вдруг усомнился в своём поведении. Лежит ли на мне обязанность по мере сил защищать имя и сущность Вавилона здесь и сейчас, спросил себя Тета, учитывая тот факт, что я, со всеми вытекающими правами и обязанностями, вавилонянин?

— Скажите, Кит, — вмешалась Окойе, — разве Вы сами не выбрали бессмертие?

— А разве тот факт, что я его выбрал, отменяет всё то, что я сказал?

— Но получается, что Вы аргументируете против блага, которым пользуетесь сами. Вы неискренни.

— Почему же, вполне искренен… Однако тот факт, что говорящий сам не верит в свои доводы, никак не делает доводы хуже. Разве истинность истины зависит от того, верю ли я в неё или нет? И не должны ли слушатели сами судить об истинности или ложности услышанных доводов?

— Неискренность значит, что человек лжёт, — сказала Окойе. — Я не люблю, когда меня кормят враньём.

— Вавилоняне просто не умеют его готовить, — улыбнулся Кит. — Искусство говорить у вас практически мертво.

Люди не успели заметить подпространственный переход. «Рума» нырнула в бездну мироздания, вынырнула и вышла на орбиту вдоль пояса аномалий. В точном соответствии со старинным наблюдением «под водой плывёшь быстрее, чем по воде» корабль сэкономил время, и единственным указанием на прыжок была Нова. Звезда внезапно выросла во много раз и закрывала теперь половину экрана. Она полыхала истоком живого света. Фильтры резко усилились, и всё равно звезда слепила и подавляла своим первозданным величием. Окойе словно видела её впервые.

— А вот и ваши гиты, — сказал Кит и указал на затемнённый экран. На границе обозначенного красной волной пояса аномалий проплывали обломки космических кораблей. Это были остатки террористического флота Ордена Храма.

— Они не наши, — возразила Окойе. Они чёртовы, подумала она, но решила не углубляться в тему.

Семь лет назад на Патрии выдалось очень жаркое лето. Нова нещадно жгла свою единственную заселённую планету. В этот горячий год крестоносцы католической Пакс Романы, в просторечии — гиты, решили нагрянуть в гости к богомерзким патрианским язычникам и испарить с орбиты их столицу, город Нову, вместе с большей частью западного полушария, включая сданные в аренду Вавилону алмазные и нефтяные поля. В системе находились три вавилонские эскадрильи. Они были противником несерьёзным, а так называемый флот патрианцев — и вовсе смешным. Патрия, на бумаге — союзник, а на деле — протекторат Вавилона, до недавнего времени не знала не только космических кораблей, но даже автомобилей. Воины Святой Римской Католической Церкви прекрасно об этом знали. Они рассчитывали на праздничный отстрел сидячих уток.

Всё вышло не так. Военно-космический флот Патрии состоял из шести новеньких, с иголочки, боевых крейсеров класса «Химера». Корабли были подарены Патрии дружественным правительством системы Буковина. Флотом командовал патрианский адмирал Джексон Дэйн. «Патрию должны защищать патрианцы», — в самом начале своей диктатуры заявил Немо, и адмирал согласился. Джексон Дэйн лично курировал обучение пилотов, техников и стрелков, и теперь экипажи крейсеров большей частью состояли из его соотечественников. Вавилоняне, как и гиты, поначалу посмеивались с варварских амбиций, но тут в систему свалился враг. Адмирал Дэйн, не мудрствуя лукаво, использовал природные ресурсы местности. Он заманил гитов к поясу солнечных аномалий, вынудил их принять бой и наголову разгромил. Немногие отчаянные крестоносцы попытались скрыться от адмиральского гнева в аномалиях и угодили в магнитные колодцы, на дне которых кипела раскалённая плазма Новы. Террористический боевой флот крестоносного Ордена Храма разом усох наполовину. Последними смеялись патрианцы. С тех пор флот адмирала вырос, возмужал и приобрёл внутрисистемный противовес под командованием Этана Пауэлла, коллеги, друга и давнего соперника Дэйна. Два флота слаженно охраняли систему Патрия-Нова — Дэйн в северном, Пауэлл в южном полушарии. Они с большим воодушевлением ввязывались в сражения с пиратами, гитами, разбойниками и прочим учебным материалом.