Ольга Алешина - По ту сторону реальности (сборник)

То смеётся, то плачет, то грозит кому-то кулачком. Деревенские от неё отвернулись, так и стали говорить: спятила. А я, малявка ещё, один раз подкралась к её окну и подслушала. Вот, что Маланья-красавица бормотала:

— Духи дома, огня, воды и деревьев! Вы со мной, я с вами. Не покидайте меня, слушайте и отвечайте. Кому напиться, кому иссушиться. Кому жить, кому умереть. Знать хочу, приказывать буду. Я вам, вы мне. Я живу, и вы живите. Я дышу, и вы дышите. Кто мне враг, пусть сгинет. Имя ему — Савелий.

Ох, и напугалась я, запомнила её слова, всем подружкам рассказала. Те родителям, да не поверил нам никто. Мало ли, что помешанная бормочет?

К вечеру того дня Савелий умер. Какая лихоманка его сгубила, никто не понял.

А батюшка деревенский с Маланьей поговорил, о Савелии ей рассказал, она вдруг слушать стала, внимательно. А потом рассмеялась и в лес убежала.

Отец Василий от неё вышел и головой сокрушенно качает:

— Попала Маланья в прелесть, — говорит. — Сегодня же службу отслужу, бесов изгонять буду…

И пошёл в церковь. А Маланью через час в лесу волчица задрала. На логово с волчатами красавица набрела… Или довели её туда, кто знает?

Замолчала бабушка Маша, а Лидина мама ещё горше расплакалась:

— Мария Сергеевна, что же нам делать?!

— Вам — не знаю, — ответила баба Маша. — А Лидонька наша, бедняжка, делает. В одиночку сопротивляется. Добрая она у нас, и врагу своему зла не пожелала. Сейчас она спасает отца правнука моего. Видимо, нехороший ей человек попался.

— Мама! Что за ерунду ты рассказываешь? И историю какую-то выдумала! Какой ещё правнук?! Лида, Лена, быстро в машину! Отсюда, и сразу к врачу!

Баба Маша отвела сноху в сторону и тихонечко шепнула ей на ухо:

— Поезжайте в Загорск, в церковь Иоанна Предтечи, к отцу Герману. Да поторопитесь, сил у Лидоньки мало.

Улеглась пыль на дороге, закрапал дождь, а бабушка Маша ещё долго смотрела вслед уехавшей чёрной «Волге» и качала головой:

— Попала ты в прелесть, моя внученька… попала в прелесть.

Ингвар стоял возле окна и смотрел в небо. Серая небесная пелена в июле не предвещала ничего хорошего. Для того, чтобы в саду у Хильды распустились новые розовые, белые и алые розы нужна тёплая и солнечная погода. Солнечные лучи дадут цветам жизнь, а уж руки его матери позаботятся о каждом цветке. Хильда знает толк в растениях, и ни у кого нет такого розового сада. Даже в поместье барона фон Гинденбурга, ходили такие слухи, розы куда как меньше и совсем чахлые.

Сам Ингвар никогда не бывал в поместье, но оттуда каждое лето, накануне праздника Вознесения Девы Марии, приезжали люди от баронессы Эммы фон Гинденбург и брали нераспустившиеся бутоны. Ведь на праздник Вознесения никак не обойтись без красивых роз. Самые лучшие цветы Хильда отдавала, а остальные раскупали горожане, даже по одному серебряному полпфеннингу за штуку.

Ингвар открыл окно и с удовольствием подставил лицо ветру. В двадцать три года юноше всё казалось прекрасным: и маленькие дома, и пыльная дорога, и даже прижатые к стенам лотки с овощами. Всё радовало глаз, всё веселило сердце, и душа рвалась вдаль, за горизонт, в неизведанный мир.

— Ингвар! — мать вошла в комнату и покачала головой. — Что ты там высматриваешь? Лучше помоги мне в лавке, бездельник.

Но юноша даже не обернулся. Он знал, что ему ещё предстоит таскать сегодня мешки с мукой и ворочать тяжелые бадьи. Он мечтал уехать в Кёльн и поступить в университет. Пока был жив отец, мечты вполне могли осуществиться, но с его внезапной смертью, Ингвар понимал, у Хильды вряд ли наберётся достаточно денег на обучение.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что уличные торговки куда-то исчезли, оставив сторожить товар одну толстую фрау Эрну. Щёки у фрау Эрны красны, как те помидоры, которыми она торгует, а уж характер! Ни один мальчишка не смог пока безнаказанно стащить что-нибудь с её прилавка. Глаз у фрау Эрны зоркий, а рука тяжелая.

— Куда все подевались? — спросил Ингвар небрежно, зная, что мать всё ещё в комнате.

— Ты не знаешь, сынок? — Хильда сердито прищурилась. — Горожане поймали ту самую ведьму, что испортила им скот и урожай. Разве ты не слышал: коровы доились кровью, а на огородах выросла одна бузина. В поле не лучше: из того, что посеяли, почти ничего не взошло. Не обошлось тут без ведьмы, это ясно.

— Мама, какая глупость, — Ингвар даже обернулся. — Я, конечно, верю в колдовство, но чтобы одна женщина нанесла такой урон. Это невозможно.

— Поговори об этом с нашими соседями, — быстро отозвалась Хильда. — Все рады, что ведьма попалась. Искали давно, а догадались недавно. Да и как же это не она, если она из Кведлинбурга? Попалась на том, что мазала себе запястья ведьминской мазью. Горожане так злы, что сожгут её прямо сегодня, без суда, вот увидишь. И барон не успеет вмешаться. Где мы, а где он. Да так оно и лучше. Ну, поворчит, а кого наказывать? Весь город?

Ингвар упрямо мотнул головой:

— А если город ошибается?

— Скажи об этом тем несчастным женщинам, что родили мёртвых детей, — твёрдым голосом ответила Хильда. — Ты знаешь, сколько в этом году родилось мёртвых младенцев?

— Знаю, — кивнул Ингвар. В этом году беда, и правда, постучалась в каждый третий дом. Ведьму действительно давно искали. Как её ещё не растерзали по дороге на костёр?

— Её поведут на рыночную площадь, к ратуше, — словно услышав его мысли, сказала Хильда. — Думаю, там уже всё готово. Хочешь пойти посмотреть?

— Нет! — юноша отшатнулся от окна. Подобные зрелища никогда его не привлекали.

Но вот вдалеке послышались крики толпы, и он снова вернулся к окну. Теперь пасмурный июльский день показался ему мрачным и неприглядным.

— Мама, а при чём здесь Кведлинбург? Да знаю, знаю: там, в позапрошлом году сожгли сто тридцать три ведьмы. Так и наша баронесса тоже родом из Кведлинбурга. Что ж, выходит, это и есть доказательство?

Хильда испуганно оглянулась, словно опасалась, что за её спиной кто-нибудь расслышал слова сына:

— Ты молчи об этом, дурачок! Досталась тебе от меня смазливая мордашка, а ума — ну ни капельки! Разве такая знатная дама, как Эмма фон-Гинденбург может быть заподозрена в ворожбе? Да ты в своём уме, сынок?

Ингвар лишь пожал плечами. Какая в этом деле разница, знатная она дама или последняя нищенка? А Хильда уже разошлась не на шутку:

— Да и барон у нас чересчур добрый! Устроил бы над этой-то ведьмой свой светский суд, да ещё и простил бы. Скорее всего, простил бы, уж поверь мне. Девчонка, говорят, молодая и хорошенькая, а он к таким пастушкам слабость питает. Ещё и замуж бы выдал вместо наказания, за какого-нибудь честного бедолагу. А она его через пару лет в могилу свела бы. Знаешь, ведьме угодить нельзя!