Владислав Кетат - Стать бессмертным

Самым последним в помещение зашёл пожилой человек очень низкого роста с зачёсанной лысиной и очках с сильными линзами. На человеке был слегка помятый костюм мышиного цвета, который, как показалось Евгению Ивановичу, был ему несколько велик. Не успел человек в костюме сделать и трёх шагов по залу, как все присутствующие разом поднялись со своих мест и по очереди стали с ним здороваться. Человек в костюме, не останавливаясь, молча отвечал мелкими кивками. Повинуясь общему порыву, вскочил и Евгений Иванович в своей будке, хотя в этом не было никакой необходимости.

Высокий гость не стал присоединяться ни к одной из «компаний», а занял место позади, видимо, чтобы наблюдать за всеми. Когда он, усаживаясь, на секунду повернулся в сторону «стекляшки», Евгений Иванович заметил на левом лацкане его пиджака легкоузнаваемый значок в виде развевающегося красного флажка.

«Ого, кто к нам пожаловал! — подумал Евгений Иванович, — проект-то, оказывается, на контроле ЦК».

Наконец, все расселись, и на большом экране появилась сначала нечёткая и прыгающая, но вскоре ставшая вполне себе сносной картинка. Евгений Иванович долго всматривался в неё, пока ни сообразил, что это есть небольшой участок внутренней поверхности тоннеля, в котором находится изделие. На остальных экранах вскоре тоже появилось изображение — диаграммы и таблицы — содержание которых Евгению Ивановичу в основном было понятно.

Первой фазой эксперимента, то есть пуском реактора, руководил Русаков. Он отдавал команды своим сотрудникам до того спокойным и даже несколько меланхоличным, высоким голоском, что со стороны могло показаться, будто речь идёт, в лучшем случае, о перестановке мебели на чьей-то даче. Евгений Иванович, подобно многим другим людям, испытывал суеверный страх перед всем, что связано с атомной энергетикой, и поэтому, когда на его глазах запуском целого ядерного реактора командовал невзрачный, писклявый мужичок, на мгновенье усомнился в реальности происходящего.

Реактор был запущен спустя два с половиной часа после начала эксперимента. По залу прокатились нестройные аплодисменты и одобрительные возгласы. Александровский поднялся со своего места и пожал руку широко улыбающемуся Русакову. После рукопожатия и поздравлений оба повернулись к члену ЦК. Тот невозмутимо покивал головой, мол, продолжайте, ребята.

Евгений Иванович понимал, что видел только заключительную часть работ, так сказать, финал апофеоз, и что этому самому пуску предшествовали месяцы, а то и годы работ сначала в «Курчатовском институте», а потом и здесь, под землёй в НИИгеомаше.

«Всё это по большей части предназначается для дорого гостя, — подумал он, — ничего лишнего ему не покажут».

Теперь по программе испытаний необходимо было протестировать другие системы агрегата, в том числе грунтоплавильный модуль, и бразды правления были переданы Александровскому. В отличие от Русакова тот отдавал команды отрывисто и чётко, словно был на плацу.

«Ещё минута, и тут все строем начнут ходить», — усмехнулся Евгений Иванович.

Было уже четыре часа дня, когда картинка на экране неожиданно начала двигаться, что вызвало одобрительный гул в зале.

— Все системы изделия работают в штатном режиме, — сообщил голос по громкой связи, — скорость продольного перемещения — один и три десятых сантиметра в минуту.

Гул в зале усилился. Люди, до сих пор сидевшие практически неподвижно, начали ёрзать на своих креслах и переговариваться друг с другом громким возбуждённым шёпотом. Многие, как бы невзначай, поглядывали в сторону Александровского, ожидая его реакции. Заёрзал и Евгений Иванович в своей «стекляшке», которого всё это уже здорово утомило. От сидения на не очень-то удобном стуле у него затекли ноги, и ныла спина.

«Надо будет на днях слазить в комнату досуга», — в сердцах подумал он.

— Думаю, можно считать программу испытаний на сегодня выполненной, — наконец сказал Александровский и повернулся к гостю из ЦК.

— У ЦК партии другое мнение, — впервые подал голос гость, — испытание необходимо продолжить и провести пуск изделия под нагрузкой.

Кто-то из «ниигеомашевцев» громко ахнул, а потом в зале стало тихо. Александровский встал.

— Иван Иванович, — не так чётко, как отдавал команды, но всё же достаточно твёрдо сказал он, — утверждённой программой испытаний предусмотрен пуск изделия вхолостую, после чего оно должно быть поставлено на семидесятидвухчасовую проверку. В случае если проверка не выявят отклонений, можно будет пускать изделие под нагрузкой, то есть, в породу. Пуск изделия под нагрузкой сейчас, без проверки, считаю нецелесообразным.

— У ЦК другое мнение, — невозмутимо повторил гость, — ЦК не может ждать. Необходимо произвести пуск под нагрузкой немедленно.

Александровский вытянулся во весь свой немаленький рост, что почему-то совсем не придало ему ни солидности или внушительности, а, наоборот, сделало его похожим на школьника перед завучем.

— Но это противоречит руководящим документам и отраслевым нормам, — уже не так уверенно, как раньше выговорил он, — кроме того, это просто опасно…

— Под мою ответственность, — отрезал гость, — командуйте, — и неожиданно резко добавил: — и не рассказывайте мне, фронтовику, про опасность!

Тишина в зале была гробовая. Евгений Иванович отчётливо слышал, как Илья, видимо, не очень заботясь о том, чтобы сохранить свои слова в тайне, сказал Александровскому:

— Володя, этого нельзя делать, мы сейчас всё запорем!

— Приготовиться к пуску изделия в породу, — вместо ответа скомандовал тот.

Произошедшее после Евгений Иванович вспоминать не любил; он всегда насильственно уводил свои мысли в сторону, когда из глубины его долгой, набитой всяким хламом, памяти пробивались фантомы того страшного дня. Его персональной вины в случившемся, разумеется, не было, но он ощущал невероятную тяжесть, даже физическую боль, вспоминая те три с небольшим часа, в течение которых ситуация из нормальной превратилась сначала в тяжёлую, затем в опасную, а потом и в катастрофическую. Ему было больно тревожить этот кусочек памяти не только потому, что четвёртого марта тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рухнул его новый, только что сложившийся мир, но ещё из-за того, что он мог, хотя и чисто теоретически, предотвратить катастрофу, но ничего не сделал. Да, он был не в той должности, и его наверняка бы не послушали, а просто выгнали бы взашей, но он даже не попытался. Он просто сидел и смотрел, как всё вокруг с неотвратимостью пущенного под откос поезда движется в никуда…

Как выяснила созданная сразу после инцидента правительственная комиссия, причиной аварии послужил пожар в грунтоплавильном модуле, который не удалось погасить штатной системой пожаротушения. Огонь быстро распространился по внутреннему объёму агрегата и в считанные секунды достиг реакторного отсека. В результате произошёл так называемый «камуфлетный» подземный ядерный взрыв, то есть взрыв, при котором не происходит раскрытие грунтового купола и отсутствует прямой выход продуктов взрыва в атмосферу. Мощность взрыва была относительно небольшой, приблизительно две с половиной килотонны, но последствия оказались значительные. Основной удар на себя приняли служебные тоннели подземной части НИИгеомаша, некоторые из которых обрушились сами, а значительную часть оставшихся пришлось подрывать, чтобы предотвратить распространение радиации.