Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face

— Невероятно! И время пощадило картины?

— Да, они были практически не повреждены — плесень в соборе не водится, а температура и влажность оптимальны для хранения полотен. Эксперты немного почистили их, и нам даже разрешили выставить картины в музее. К нам приезжали туристы из Финляндии и Швеции, о нашей находке писали на Западе, к нам приезжала Каролина Вайс — известный английский эксперт-специалист. И вдруг — два года назад — поступает распоряжение закрыть музей. Из Москвы приехали новые эксперты, заявили, что полотна нуждаются в срочной реставрации, и увезли их. Мы стали ждать — о картинах ни слуху, ни духу. Альбина Ивановна — это наш экскурсовод — предположила, что их отправили в какой-то другой музей страны. Я писал во все концы Советского Союза, писал в Москву экспертам, но мне отвечали, что понятия не имеют, о чем идет речь. Год назад Альбина Ивановна умерла — ей было уже за восемьдесят — я же отправился в горком партии, но там на меня посмотрели, как на сумасшедшего. Так, словно полотен никогда и не было. Я написал в ЦК, но ответа не получил, а месяц назад наш музей закрыли. Меня перевели на работу в Воронежскую область, я должен был быть там еще две недели назад, но приехал в Москву и вот уже две недели ночую на Курском вокзале и бегаю по инстанциям. Был в ЦК, был в Академии художеств, где только не был! Смотрят, как на сумасшедшего, о картинах никто и слыхом не слыхивал. Да я и сам бы мог поверить, что сошел с ума, если б не успел сделать фотографии перед тем, как картины увезли. К тому же у меня есть заключения экспертов, которые приезжали к нам в первый раз. Посмотрите сами.

Юрий вновь потянулся за фотографиями и теперь уже очень внимательно начал разглядывать каждую, потом взял листки с печатями и начал их читать.

— Да, все это очень странно, — задумчиво заметил он, — двадцать бесценных творений искусства исчезли неизвестно куда. Они могли бы войти в коллекцию Пушкинского музея в Москве или Эрмитажа. Но ведь там их нет, вы узнавали?

— Да если бы! Конечно, узнавал, показывал фотографии — такие полотна вообще никому неизвестны.

— А эксперты, которые давали первоначальное заключение?

— Я не смог их найти. К счастью, у меня есть адрес Каролины Вайс — мы переписывались, пока полотна хранились в нашем музее. Но на последние два моих письма она почему-то не ответила.

— Возможно, что письма не дошли — письма за рубеж вообще часто пропадают.

Разговор настолько увлек Юрия, что он забыл о своих бедах и о времени, однако судомойка в грязно-белом переднике, начав собирать со стола посуду, напомнила:

— Закрываемся, товарищи, пальто с вешалки забирайте, а то сейчас гардеробщица уходит.

Действительно, кроме них и доевшего, наконец, свои блины мужчины с индифферентным лицом, в зале уже никого не было. Выйдя на улицу, Самсонов вздохнул полной грудью:

— Снег-то какой валит! Ладно, я на вокзал — вроде уже привык, как к себе домой иду.

— Вы что, все это время на вокзале? — поразился Юрий. — Неужели у вас в Москве нет ни знакомых, ни родственников?

Самсонов пожал плечами:

— А у меня вообще нигде родственников нет, я детдомовский. Женился, когда только в Кемь приехал — год пожили и разошлись, не пришелся я ее родным ко двору. Теперь и не помню даже, какая она была.

Они прошли еще несколько шагов, потом Юрий нерешительно предложил:

— Знаете, что я вам предложу…гм… поедемте ко мне, а? Квартира у нас большая, с женой познакомлю, переночуете, а завтра я, может, поговорю с кем-нибудь относительно вашего дела, меня самого это все крайне заинтриговало.

— Ну… не знаю, — голос Самсонова прозвучал неуверенно, хотя чувствовалось, что предложение Юрия пришлось ему по душе. — Неловко, наверное.

— Было бы неловко, я бы вас не приглашал. Поехали.

— Ну… хорошо, спасибо. Честно говоря, устал я, как собака, от всех этих хождений, хоть на одну ночь голову приткнуть. Только зайдем на вокзал — у меня в камере хранения чемодан с чистым бельем, а то не мылся уже сколько, псиной от меня несет.

Когда они подходили к Курскому вокзалу, крупные хлопья уже не падали, и мглистый воздух, пронизанный светом фонарей, состоял, казалось, сплошь из мелких сверкающих капель. Дворники, энергично орудуя скребками, с трудом сгребали снег к краю тротуара. Воздух звенел выражениями, что издревле несут облегчение русской душе. Старательно обходя сугробы, Юрий старался ступать по протоптанным другими пешеходами дорожкам, и говорил:

— Знаете, у меня сейчас возникла такая мысль: ведь полотна эти, если так рассудить, народное достояние, которое имеет огромную ценность. Раз они неизвестно куда сгинули, то этим, наверное, должен заняться Комитет государственной безопасности. Вы не хотите туда обратиться?

— Я уже думал, — хлюпнув носом и глубоко вздохнув, сказал Самсонов. — Правда, немного боязно — все-таки такая организация, еще пришьют что-нибудь.

— Ерунда, сейчас не тридцать седьмой год, что вы, право!

— Да, наверное. Что ж, наверное, я вашему совету и последую, другого выхода нет. В конце концов, мне терять нечего, я человек одинокий.

— Возможно, я сам… — начал было Юрий, но не договорил, потому что откуда-то сбоку донеслись крики и ругань, совсем рядом тишину разорвал пронзительный женский визг, и сразу же возник шум, обычно сопутствующий, пьяной потасовке.

Они обернулись, невольно замедлив шаг — у самого входа в метро три дюжих парня выясняли отношения кулаками. Неожиданно к Юрию бросился человек с залитым кровью лицом, обхватил его руками, и они вместе, потеряв равновесие, упали в сугроб. Другой верзила сшиб с ног Самсонова — свалился ему прямо под ноги и уцепился за пальто, не давая подняться.

Тут же послышался милицейский свисток, Юрий закричал от боли, почувствовав, что ему с силой заламывают назад руки. Краем глаза он видел, как два стража порядка защелкивают наручники на запястьях сопротивляющегося Самсонова, попробовал вырваться, но безрезультатно. Обоих их — скованных, растерзанных, окровавленных — втолкнули в машину с зарешеченным окошком, захлопнули железную дверцу.

— Выпустите нас! — Юрий отчаянно заколотил по стене скованными руками. — Выпустите, мы ничего не делали, мы просто проходили мимо!

Самсонов помотал головой, дотронулся браслетом наручника до заплывшего от удара глаза и испуганно сказал:

— Это же черт знает, что такое! Куда они нас?

— Ничего, сейчас разберемся! — от ярости у Юрия внутри все кипело. — Я тотчас же все выскажу их начальству, они у меня попляшут!

Увы, тотчас же поговорить с начальством ему не удалось — их вывели из машины, сняли наручники и втолкнули в тесную камеру, вдоль стены которой тянулась длинная скамья, а в углу стояла издававшая неприятный запах параша. Дверь заперли, а когда Юрий постучал в нее кулаком, крохотное окошко приоткрылось, и хмурая мужская физиономия произнесла длинное непечатное ругательство, после чего створка с треском вновь захлопнулась. Самсонов вздохнул: